Антиноя и затем очистить жилище привратника.
     - Возьми  в  помощь  дюжину рабов, пусть перенесут хлам этих людей в их
новый  дом;  но я не желаю видеть вновь ни воющую старуху, ни ее слабоумного
мужа.  А  ваятелю  скажи,  что  император  обладает твердой поступью и легко
может раздавить невзначай змею, которая ползет через его дорогу.
     Мастор печально удалился.
     Адриан  вернулся  в  свою  рабочую  комнату  и  крикнул  там  секретарю
Флегону:
     - Пиши:  для этого дворца нужно назначить нового привратника. Эвфорион,
старик,   сохраняет   свое  жалованье,  и  в  префектуре  будет  выдано  ему
полталанта!  Так.  Сообщи  сейчас  же мое распоряжение этому человеку. Чтобы
через  час  на  Лохиаде не было ни его, ни его семьи. Отныне никто не должен
мне  ни говорить о них, ни представлять прошений о них. Бросить эту падаль к
другим мертвецам.
     Флегон поклонился и сказал:
     - Там дожидается продавец художественных редкостей Габиний.
     - Он  явился  как  раз  кстати! - вскричал император. - После всех этих
неприятностей хорошо послушать о прекрасных вещах.


 

I

     Да,  появление  Сабины  изгнало  добрых  духов  из  дворца  на Лохиаде.
Появление   императора   было  подобно  вихрю,  взбудоражившему  кучу  сухих
листьев,  который  налетел  на  мирный  домик привратника. Его обитателям не
было  дано  времени  даже  на  то,  чтобы осознать вполне свое несчастье; им
некогда было оплакивать его, нужно было действовать с благоразумием.
     Столы,  стулья,  ложа,  лютни,  корзины,  цветочные  горшки,  клетки  с
птицами,  кухонная  посуда,  сундуки с платьем - все это стояло в беспорядке
на  дворе,  и  Дорида так энергично и умело распоряжалась рабами, которых ей
прислал  Мастор, как будто дело шло только о переселении из одной квартиры в
другую.
     Луч   веселости,   составлявший  основную  черту  ее  характера,  снова
засверкал  в  ее  глазах  после  того,  как  она  сказала  самой  себе,  что
случившегося  с нею и с ее близкими нельзя изменить и что вместо оплакивания
прошлого теперь нужно думать о будущем.
     Во  время  этой  работы  она  сделалась  прежнею Доридой и, увидав, что
Эвфорион  сидит  на  своем  ложе точно разбитый, уставив неподвижно глаза на
пол, крикнула ему:
     - После  дурных  дней  настанут и хорошие! Пусть они попробуют привести
нас  в  уныние! Мы не сделали ничего дурного, и пока мы сами не считаем себя
несчастными,  мы  и  не  будем  ими.  Нужно только не падать духом. Вставай,
старик,  пошевеливайся! Иди сейчас к Диотиме и скажи ей, что мы просим у нее
на несколько дней помещение для нашего хлама и для нас самих.
     - Что,  если  император  не  сдержит  своего  слова?  -  мрачно спросил
Эвфорион. - Что за жизнь будет тогда!
     - Скверная  жизнь,  собачья жизнь, и потому нужно покамест наслаждаться
тем,  что  у нас есть. Стакан вина, Поллукс, для меня и для отца! Но сегодня
его не следует разбавлять!
     - Я не могу пить! - вздохнул певец.
     - В таком случае я выпью и твою долю.
     - Не надо, матушка, - попросил Поллукс.
     - Разбавь  его  немножко,  мальчик,  но  не строй такую плачевную рожу.
Разве  может  смотреть  так  цветущий  юноша,  преданный  своему  искусству,
имеющий силу в руке, ум в голове и свою милую в сердце?
     - О  себе  я, разумеется, не беспокоюсь, матушка, - с живостью возразил
ваятель.  -  Но  каким образом теперь я снова проберусь к Арсиное во дворец,
как полажу с этим злым Керавном?
     - Спроси об этом у времени, - отвечала Дорида.
     - Оно может дать и хороший, и дурной ответ.
     - Лучший   ответ  дается  всегда  только  тем,  кто  дожидается  его  в
передней, называемой "терпением"!
     - Плохое местопребывание для меня и мне подобных, - вздохнул Поллукс.
     - Не  сиди  спокойно,  а  стучи  в  дверь, и сам не заметишь, как время
крикнет  тебе  "войди!".  А  теперь  покажи  вон  тем  людям, как они должны
обращаться   со   статуей  Аполлона,  и  будь  снова  моим  прежним  веселым
мальчиком!
     Поллукс   исполнил  приказание  матери,  думая  при  этом:  "Ей  хорошо
говорить;  она  не  оставляет тут никакой Арсинои. Если бы я мог, по крайней
мере,  условиться  с  Антиноем  насчет  того,  где  я  могу повидаться с ним
снова!"  Но  после  повеления императора малый был точно ошеломлен ударом по
голове и вышел, шатаясь, из комнаты, как будто его вели на убой.
     Надежда,  по-видимому,  не  обманула  Дориду,  так  как  пришел  личный
секретарь  императора  Флегон  и  сообщил ей о повелении Адриана уплатить ее
мужу  половину  таланта  и  на  будущее время выдавать ему прежнее небольшое
жалованье.
     - Вот  видишь,  -  вскричала  старуха  по  удалении  Флегона,  - солнце
хороших  дней  уже всходит снова! Полталанта! У таких богатых людей, как мы,
нужде  делать  нечего. Как ты думаешь: не будет ли хорошо пожертвовать богам
половину кубка вина, а другую половину выпить самим?
     Дорида  была  так весела, как будто собиралась на свадьбу; ее веселость
сообщилась  и  сыну,  увидевшему  себя  освобожденным от части забот о своих
родителях.
     Его  упавшая  жизнерадостность  нуждалась  только  в  нескольких каплях
благодатной  росы,  чтобы  подняться  снова.  Он  опять начал думать о своем
искусстве  и  намеревался  прежде  всего  постараться  окончить  так  удачно
начатую им статую Антиноя.
     Он  пошел  в  дом, чтобы предохранить свою работу от повреждения и дать
рабу,  которому  он  велел за собой следовать, указания, как нести изваяние,
чтобы  не  попортить  его. Во двор вошел его учитель Папий. Он пришел, чтобы
лично  дать  последнюю  отделку  предпринятым  им  работам  и  сделать новую
попытку приобрести благоволение человека, в котором узнал императора.
     Папий  был  озабочен:  мысль,  что  Поллукс  может теперь выдать, какое
малое  участие  сам  он, Папий, принимал в своих последних работах, которые,
однако  же,  доставили ему больше похвалы, чем все его прежние произведения,
сильно  его беспокоила. Правда, ему казалось благоразумным поступиться своей
гордостью  и посредством заманчивых обещаний побудить своего бывшего ученика