вернуться  в  мастерскую; но вчера вечером он позволил себе слишком увлечься
и  в  присутствии  Адриана  с  таким негодованием говорил о дурных качествах
молодого  художника,  выказал  такую радость, что наконец избавился от него,
что ради императора был принужден отказаться от этого плана.
     Теперь  ему  оставалось  либо  удалить  Поллукса  из  Александрии, что,
вероятно,  можно  было  сделать с помощью разгневанного императора, либо так
или иначе обезвредить его.
     Один  раз  ему  даже  пришло  в голову нанять какого-нибудь египетского
бродягу,  чтобы  он  прикончил  Поллукса.  Но  Папий  был  мирный гражданин,
которому  каждое  нарушение закона внушало ужас, и потому он далеко отбросил
от себя эту мысль как достойную отвращения.
     Вообще  говоря,  Папий не стеснялся в выборе средств. К тому же он знал
людей,  умел  прокладывать  себе  дорогу через задние двери и не затруднялся
смело  прибегать,  в  случае  надобности, к клевете. Этим способом он уже не
раз  одерживал  победу  над  своими  уважаемыми собратьями по искусству. Его
надежда,  что  ему  удастся  подставить  ногу мало кем замеченному ученику и
сделать  его  безвредным  на  все время пребывания императора в Александрии,
была,  конечно,  не слишком смела. Он не столько ненавидел Поллукса, сколько
боялся  его,  и  не  скрывал  от  себя,  что  если  его  козни  против  сына
привратника  не  будут  иметь успеха и молодому ваятелю посчастливится стать
на  ноги,  то  ничто  не помешает юноше громко хвастаться тем, что он сделал
для своего бывшего хозяина в последние годы.
     У  домика Эвфориона его внимание было привлечено рабами, выносившими на
улицу вещи выселяемой семьи.
     Он   скоро   узнал,  что  здесь  происходило,  и,  обрадовавшись  гневу
императора  в  отношении  родителей своего соперника, остановился и приказал
одному из черных работников вызвать к нему Поллукса.
     Учитель  и  ученик поклонились друг другу с подчеркнутой холодностью, и
первый сказал:
     - Ты  забыл  возвратить мне вещи, которые вчера, не спросившись у меня,
взял из моей кладовой. Я требую, чтобы они были принесены сегодня же.
     - Я  взял  их  не для себя, а для того большого господина, что живет во
дворце,  и  для  его спутника. Если чего недостанет, то обратись к нему. Мне
жаль,  что я взял также и твой серебряный колчан. Спутник римского господина
потерял  его.  Как  только  я  кончу  здесь  дела,  я  принесу  все, что мог
сохранить  из  твоих  вещей,  и  возьму  свои.  В  твоей мастерской осталось
довольно много такого, что принадлежит мне.
     - Хорошо,  -  сказал  Папий.  -  Я  жду тебя за час до захода солнца, и
тогда все должно быть приведено в порядок.
     Не  поклонившись своему ученику, он повернулся к нему спиной и пошел во
дворец.
     Поллукс  сказал ему, что некоторые из принадлежавших ему вещей взяты им
без   спроса,   и  в  том  числе  одна,  очень  ценная,  пропала,  -  и  это
обстоятельство,  быть может, давало ему в руки средство обезвредить молодого
ваятеля.
     Он  оставался  во  дворце  не  более  получаса  и  потом  отправился  к
начальнику ночной стражи, то есть к начальнику александрийской полиции.
     Папий  находился в близких отношениях с этим важным чиновником, так как
сделал   за  умеренную  цену  саркофаг  для  его  умершей  жены,  украшенный
барельефами,   алтарь  для  его  комнаты  и  другие  работы,  и  потому  мог
рассчитывать на его благосклонность.
     Выходя  от  начальника  ночной  стражи, он имел в своих руках приказ об
аресте  своего помощника Поллукса, который якобы завладел его собственностью
и  похитил  колчан из массивного серебра. Начальник полиции обещал ему также
прислать двух полицейских, чтобы отвести преступника в тюрьму.
     Папий  вернулся  домой  с  облегченным  сердцем.  Его  ученик,  окончив
несложные  хлопоты по переселению своих родителей, еще раз пошел во дворец и
там,  к  своей  великой радости, нашел раба Мастора, а тот немедленно принес
ему  костюмы и маски, которыми он накануне снабдил Адриана и Антиноя. Мастор
со  слезами на глазах рассказал ему при этом одну печальную, очень печальную
историю,  которая  взволновала  молодого ваятеля до глубины души и заставила
бы  его, несмотря ни на какую опасность, вернуться во дворец, если бы его не
удержала  от этого необходимость отправиться в назначенный срок, до которого
оставалось  мало  времени,  к  Папию и дать ему отчет в недостававших ценных
предметах.
     Наполненный  только  одним  желанием  и  не  думая ни о чем другом, как
только  о  том,  чтобы поскорее опять быть на Лохиаде, где в нем нуждались и
куда  влекло  его  сердце,  он  взял у раба узел с вещами и поспешил с ним к
своему бывшему хозяину.
     Папий  удалил  из  дома  всех  своих  подмастерьев  и  даже  всех своих
домашних.  Он  принял  запыхавшегося  Поллукса  совершенно  один и с ледяным
спокойствием   назвал  вещи,  которых  недоставало  в  его  гардеробной.  Он
требовал возвращения всех этих предметов.
     - Я  уже  сказал тебе, - вскричал Поллукс, - что за серебряный колчан и
за  разорванный  хитон  должен отвечать не я, а знатный господин из Рима, ты
ведь теперь знаешь, кто он такой!
     И  он  начал  рассказывать,  как  Антиной,  от имени своего повелителя,
потребовал для них обоих маски и другие принадлежности для их переодевания.
     Но  Папий  прервал  его  при  первых же словах и запальчиво потребовал,
чтобы  он  возвратил  колчан и лук, стоимость которых Поллукс не в состоянии
отработать в два года.
     Юноша,  все чувства и мысли которого были прикованы к Лохиаде и который
не  желал  быть задержанным больше, чем это было необходимо, сначала с самой
изысканной  вежливостью  стал  просить  своего бывшего хозяина отпустить его
теперь  и  покончить  это  дело  с  ним завтра, переговорив предварительно с
римлянами,  от которых он может потребовать какого угодно вознаграждения. Но
так  как  Папий  беспрестанно прерывал его и упорно настаивал на немедленном
возвращении  своей  собственности,  кровь  бросилась  в  голову вспыльчивого
художника,   и   он  отвечал  на  выходки  и  вопросы  старика  запальчивыми
возражениями.
     Слово  за  слово,  Папий  стал  говорить  о  людях, которые завладевают
чужими  серебряными  вещами;  и  когда  Поллукс  возразил на это, что он, со
своей  стороны,  знает  других  людей,  которые  выдают  произведения  более
искусных  художников  за  свои собственные, то его учитель ударил кулаком по
столу,  подошел  к  двери  и, как только очутился в достаточном отдалении от
сильных кулаков раздраженного юноши, закричал:
     - Вор! Я покажу тебе, как в Александрии поступают с подобными тебе.
     Поллукс  побледнел  от ярости и кинулся за убегавшим Папием, но, прежде
чем  он  догнал  его,  тот  успел уже скрыться за спинами сыщиков начальника
ночной стражи, дожидавшихся в передней комнате.