которым бежит отчаяние, как ночные тени убегают перед пробуждением дня.
     Антиной  сообщил  ему,  что  находится  в  его распоряжении до полудня,
потому  что его хозяин, или, лучше сказать, император, как он теперь мог его
называть,  занят.  Префект  Титиан  явился к нему с целой кучей актов, чтобы
работать вместе с ним и его секретарем.
     Поллукс  тотчас  же  увел  Антиноя  в боковую комнату, расположенную на
северной  стороне родительского домика. Здесь со вчерашнего дня на маленьком
столике лежали воск и мелкие инструменты, лично принадлежавшие ему.
     Сердце  его  болело и нервы были напряжены до крайности, когда он начал
работать.  Его  душу беспокоили разные посторонние мысли, однако же он знал,
что  может  сделать  что-нибудь  настоящее только тогда, когда весь отдастся
работе.  И  именно  сегодня  он  должен  был вызвать к деятельности все свои
лучшие  силы.  Он боялся неудачи, как несчастья, потому что натуру, подобную
той, что сидела теперь перед ним, нельзя было найти в другой раз.
     Но  ему пришлось недолго делать усилия, чтобы сосредоточить свои мысли,
ибо   красота  Антиноя  наполнила  его  глубоким  благоговением,  и,  полный
благочестивого  волнения,  он  схватил гибкий материал и начал придавать ему
форму, сходную с оригиналом.
     В  течение  целого  часа  Антиной  не  обменялся с художником ни единым
словом;  но  несколько  раз Поллукс глубоко вздыхал, и по временам с его губ
срывались робкие жалобные звуки.
     Антиной  прервал  молчание,  чтобы  поговорить с ваятелем о Селене. Его
сердце  было  полно  ею,  и не было другого человека, которому он решился бы
открыть  свою  тайну. Он пришел к художнику так скоро только для того, чтобы
поговорить о любимой девушке.
     Пока  Поллукс  лепил,  Антиной  рассказал,  что  приключилось  с  ним в
прошлую  ночь.  Он  высказал  сожаление,  что  при  падении  в  воду потерял
серебряный  колчан  и что потом преследователи изорвали в клочья его розовый
хитон.
     Восклицания  удивления,  затем  участия,  короткий отдых в работе - вот
все,  что  вызвал  в  художнике  рассказ Антиноя о приключении с Селеной и о
потере  драгоценной  собственности  Папия, так как в ту минуту все его мысли
были  поглощены  творчеством.  Чем  далее  продвигалась  работа,  тем  более
возрастало  его  восторженное удивление перед оригиналом. Он чувствовал себя
точно  опьяненным,  стараясь  передать  в  своем произведении это воплощение
идеи  безукоризненной  юношеской красоты. Страсть художественного творчества
пылала  в  его  крови  и  отодвигала  на второй план, в область обыкновенных
вещей, все другое, даже известие о падении Селены в море и о спасении ее.
     Несмотря  на это, он не остался невнимательным слушателем, и то, что он
услышал,  должно  быть,  продолжало  действовать  на  его  душу, так как уже
долгое  время спустя по окончании рассказа Антиноя он, точно говоря со своим
произведением, которое уже принимало определенные формы, тихо сказал:
     - Странное  существо!  -  И  немного  после:  -  И  однако, есть что-то
великое в этом несчастном создании.
     Он  работал  без  перерыва  почти  четыре часа, потом глубоко вздохнул,
отошел  от  стола,  внимательно  посмотрел  на  свою  работу  и на Антиноя и
спросил его:
     - Выходит что-нибудь?
     Вифинец  горячо  высказал  свое  одобрение.  И  действительно,  Поллукс
сделал очень много в короткое время.
     Из  воска  выявилась  в  сильно уменьшенном виде вся фигура прекрасного
юноши  в  том  самом  положении,  в  каком  был представлен вчера на корабле
префекта юный Дионис, похищенный разбойниками.
     Несравненно  прекрасные  формы императорского любимца были нежны, но не
слабы.  Никакой  художник,  как  говорил  себе Поллукс и раньше, не мог бы в
самые  лучшие  часы  своего  вдохновения  представить  себе нисийского богаиначе и прекраснее.
     ______________
     воспитан нимфами в Нисе.

     В  то  время  как  ваятель,  чтобы  убедиться  в  точности изображения,
измерял  отдельные  части  своей  натуры  деревянным  циркулем и полотняными
тесьмами,  послышался  стук  колесницы  у  ворот  дворца  и вскоре затем лай
граций.
     Дорида  прикрикнула  на  собак, и какой-то другой высокий женский голос
смешался с ее голосом.
     Антиной  начал  прислушиваться,  и  то, что он услышал, по-видимому, не
принадлежало  к  числу  обыкновенных  вещей,  так как он вдруг оставил позу,
которую  придал  ему  художник  за  несколько мгновений перед тем, подошел к
окну и крикнул оттуда Поллуксу приглушенным голосом:
     - Право  так,  я не ошибаюсь! Жена Адриана, Сабина, говорит там с твоей
матерью.
     Он  в  самом  деле  не  ошибся:  императрица приехала на Лохиаду, чтобы
повидаться  со  своим  мужем.  Она  оставила  свою колесницу у ворот старого
дворца,  так  как  мощение двора должно было окончиться только вечером этого
дня.
     Собаки,  которых  так  любил Адриан, были ей противны, и умные животные
платили  ей  за  это отвращение точно таким же чувством. Поэтому привратнице
сегодня  было  труднее,  чем  обыкновенно,  унять своих непослушных любимиц,
которые напали на незнакомую женщину со злобным ожесточением.
     Испуганная  Сабина запальчиво приказала старухе избавить ее от собак, а
приехавший  с  нею  придворный, на которого она опиралась, отбрасывал ногами
неугомонных брехунов и этим усиливал их злобу.
     Наконец  грации  вернулись  в  домик;  Дорида вздохнула с облегчением и
обратилась к императрице.
     Она  не  подозревала,  кто  была  незнакомка, так как никогда не видала
Сабины и составила себе о ней совсем иное представление.
     - Извини,  добрая госпожа, - сказала она со своей доверчивой манерой, -
эти  маленькие  собачонки  добры и не укусят даже нищего, только они терпеть
не могут престарелых женщин. Кого ты ищешь у нас, мать моя?
     - Ты  скоро  узнаешь это, - резко ответила Сабина. - Что за шум подняли
вы  тут,  Лентул,  из-за  работы архитектора Понтия! Можно себе представить,
что   делается   там   внутри,   если  могла  остаться  здесь  эта  избушка,
обезобразившая   вход  во  дворец!  Ее  нужно  убрать  отсюда  вместе  с  ее
обитателями.  Прикажи этой бабе провести нас к римскому господину, что живет
здесь.
     Царедворец   исполнил  повеление,  а  Дорида  начала  подозревать,  кто
находится перед нею, и, оправляя платье, сказала с глубоким поклоном:
     - Какая  великая  честь посетила нас, великая госпожа! Уж не супруга ли