- Ее  должно  радовать  и  ободрять  то,  что  ее  сестра  - Роксана! -
вскричал  Поллукс,  но его прекрасная спутница отрицательно покачала головой
и сказала:
     - Она  всегда  такая  особенная;  то,  что меня радует больше всего, ей
противно.
     - Селена - луна, а ты - солнце.
     - А кто ты? - спросила Арсиноя.
     - Я  длинный  Поллукс,  и  сегодня  мне  кажется, что со временем я еще
сделаюсь великим Поллуксом.
     - Если это тебе удастся, то я вырасту с тобою вместе.
     - Это  будет твоим правом, так как только с тобою может удаться мне то,
что я замышляю.
     - Как могу я, неловкое создание, помочь художнику?
     - Живя  и  любя  его!  - вскричал ваятель и поднял ее вверх, прежде чем
она могла помешать этому.
     У ворот сидела старая рабыня и спала.
     Привратник  сказал  ей,  что  ее  молодая  госпожа  со своим провожатым
пропущена  сюда,  но  ее в усадьбу не впустил. Стулом ей служила тумба, и во
время  ожидания  веки  ее  смежились,  несмотря  на  все возраставший шум на
улице.
     Арсиноя не разбудила ее и лукаво спросила Поллукса:
     - Ведь мы одни найдем дорогу домой?
     - Если Эрот не собьет нас с пути, - отвечал художник.
     Продвигаясь вперед, они перебрасывались нежными словами.
     Чем  более  они  приближались  к  Лохиаде  и  к широкой дороге, которую
Канопская  улица,  главнейшая  и  длиннейшая в городе, пересекала под прямым
углом,  тем  гуще  становился поток людей, двигавшихся вместе с ними. Но это
обстоятельство  было  им  на  руку,  так  как  если  кто  желает  оставаться
незаметным,  а  между  тем  не  находит себе уединенного места, то ему стоит
только замешаться в толпу.
     Увлекаемые  вперед  толпами  людей,  стремившихся к центральному пункту
праздничного  движения,  они  крепко  прижимались  друг к другу, чтобы их не
разлучило  шествие  обезумевших  фракийских  женщин,  которые  в  эту  ночь,
последовавшую  за  кратчайшим  днем  в  году,  верные  обычаю  своей родины,
мчались стремительным потоком, ведя с собою бычка     ______________
     празднествами.  Малые  дионисии, о которых здесь идет речь, праздновались во
время зимнего солнцеворота, в месяце посейдонии (наши декабрь - январь).

     Теперь  они  находились едва в сотне шагов от Лунной улицы, и навстречу
им  раздалась  опьяняющая,  веселая,  дикая,  разудалая  песня,  покрываемая
звуками барабанов, флейт, бубенчиков и веселыми ликующими криками.
     Далее,   на   Царской  улице,  кончавшейся  у  Лохиады  и  пересекавшей
Брухейон, им навстречу стремилась веселая толпа.
     Впереди  всех  среди  других  знакомых  шел  ювелир Тевкр, младший брат
счастливого  Поллукса.  Увенчанный  плющом, размахивая тирсомза  ним,  ликуя,  неслась  целая  процессия мужчин и женщин, возбужденных до
безумия,  кричащих,  поющих,  пляшущих.  Стебли  винограда,  хмеля и царских
кудрей  обвивали  сотню голов; венки из тополя, лотоса и лавра колебались на
пылающих  лбах; шкуры пантер, оленей и косуль свешивались с нагих плеч и при
быстром  беге  их  носителей и носительниц вздымались высоко, подбрасываемые
ветром.
     ______________
     палку, увенчанную сосновой шишкой, или плющом, или виноградными листьями.

     Художники  и богатые молодые люди, возвращавшиеся с какого-то пиршества
со  своими  возлюбленными,  открывали  это  шествие  с хором музыкантов. Кто
встречал  эту  веселую  толпу,  того  она  увлекала,  тащила с собою вперед.
Почтенные  граждане  и  гражданки, работники, девки, рабы, солдаты, матросы,
центурионы,   флейтистки,  ремесленники,  шкиперы,  целый  театральный  хор,
который  угощал  какой-то любитель искусства, возбужденные женщины, тащившие
с  собою  козла,  предназначавшегося к убиению в честь Вакха, - никто из них
не устоял против искушения присоединиться к шествию.
     Оно  повернуло  теперь на Лунную улицу и двигалось по обсаженной вязами
аллее,  ограниченной  с двух сторон проезжей дорогой, которая в это время не
была никем занята.
     Как  громко  звучали  двойные  флейты,  как  крепко ударяли нежные руки
девушек  по  телячьей  коже  барабанов,  как весело играл ветер распущенными
волосами  бесновавшихся  женщин и дымом факелов, которыми с громкими криками
ликования размахивали удалые парни, наряженные Панами и сатирами!
     Здесь  девушка  на  бегу  высоко подбрасывала свой тамбурин и потрясала
бубенчиками  на  его  обруче  так  сильно,  что казалось, вот-вот эти пустые
металлические  шарики  оторвутся  от  него  и по собственной прихоти, звеня,
разлетятся  по  воздуху.  Там,  возле  этой до безумия возбужденной девушки,
прыгал  изысканно-грациозными  скачками  красивый  юноша.  Он  с  комической
заботливостью  держал  под  мышкой  конец длинного бычачьего хвоста, который
прицепил  себе,  и  дул то в самые длинные, то в самые короткие тростниковые
дудки,   изображавшие  свирель  Панастремительного   шествия   раздавался  какой-то  громкий  рев,  который  мог
означать  и  радость, и горесть; но его каждый раз быстро заглушали безумный
смех, разудалая песня, веселая музыка.
     ______________
     свиту его составляли мелкие божества - сатиры.

     Старики  и  юноши,  знатные  и  бедняки - короче, все, приближавшиеся к
этому  кортежу,  увлекаемые какой-то непреодолимой силой, невольно следовали
за ним с ликующими криками.
     Поллукс  и  Арсиноя  давно уже не шли рядом спокойным, степенным шагом,
а, смеясь, двигали ногами в такт веселых звуков.
     - Как  это звучит! - вскричал художник. - Мне хочется плясать, Арсиноя,
плясать и кричать вместе с тобою, подобно исступленному.
     Прежде чем она могла ответить, он громко закричал:
     - Ио, ио! - и высоко поднял ее.
     Тогда  и  ею  тоже  овладело опьянение радостью: размахивая над головой
рукою,  она  присоединила  свой  голос к его ликующему крику и разрешила ему
увести ее туда, где цветочница продавала свой товар.
     Там  она  позволила  ему обвить ее виноградными листьями, надела ему на