- Роксану?  -  спросил  Вер,  с  удивлением  посмотрев на нее, и на его
губах  мелькнула  лукавая  улыбка.  - Роксану? Да ведь это, кажется, супруга
Александра  Великого? Она, должно быть, давно умерла, а я пребываю с живыми,
и если оставил веселую сутолоку на улице, то это случилось единственно...
     - Ты подстрекаешь мое любопытство, - прервала Бальбилла.
     - ...Так  это  случилось  потому,  -  продолжал претор, - что мое вещее
сердце обещало мне, что я найду здесь тебя, моя прекраснейшая Бальбилла.
     - И  ты называешь это правдивым! - вскричала поэтесса и ударила претора
по  руке  опахалом  из  страусовых  перьев.  -  Послушай,  Луцилла, твой муж
утверждает, что он явился сюда ради меня.
     Претор с видом упрека посмотрел на поэтессу, но она шепнула ему:
     - Так наказывают нечестных людей.
     Затем, возвысив голос, она продолжала:
     - Знаешь  ли,  Луцилла,  что  если  я не вышла замуж, то в этом отчасти
виновен твой муж.
     - Да,  к  сожалению,  я  родился слишком поздно для тебя, - сказал Вер,
который знал, в чем именно думала упрекнуть его поэтесса.
     - Никаких  недоразумений! - вскричала Бальбилла. - Как можно отважиться
на  вступление  в брак, когда приходится бояться приобрести такого мужа, как
Вер?
     - И  какой мужчина будет настолько смел, чтобы посвататься к Бальбилле,
когда услышит, как строго она судит безобидного почитателя красоты?
     - Муж должен почитать не красоту, а только красавицу жену.
     - Весталка,  -  засмеялся  Вер.  - Я накажу тебя тем, что скрою от тебя
одну  великую  тайну,  которая касается всех нас. Нет, нет, я не болтлив, но
прошу  тебя,  жена,  возьми ее в руки и научи ее снисходительности, чтобы ее
будущему мужу не было слишком тяжело с нею.
     - Быть  снисходительной,  -  возразила  Луцилла,  - не научится никакая
женщина,  но мы оказываем снисхождение, когда нам не остается ничего другого
и когда грешник принуждает нас признать за ним те или иные достоинства.
     Вер поклонился жене, приложив губы к ее плечу, и затем сказал:
     - Где госпожа Юлия?
     - Она спасает овцу от волка, - отвечала Бальбилла.
     - То есть?
     - Как  только  доложили  о тебе, она увела маленькую Роксану в потайное
место.
     - Нет,  нет, - прервала Луцилла поэтессу. - Во внутренних комнатах ждут
портные,  которые должны сшить наряд для очаровательной девушки. Посмотри на
великолепный   букет,   который   она  принесла  госпоже  Юлии.  Неужели  ты
отказываешь даже мне в праве разделить с тобою твою тайну?
     - Как могу я это? - отвечал Вер.
     - Он  очень  нуждается в твоей признательности, - засмеялась Бальбилла,
в  то  время  как  претор  приблизился к жене и тихим голосом рассказал ей о
том, что узнал от Мастора.
     Луцилла  всплеснула  руками от удивления, а Вер, обращаясь к Бальбилле,
воскликнул:
     - Ты теперь видишь, какого удовольствия лишил тебя твой злой язык!
     - Как  можно  быть  таким  мстительным,  превосходнейший Вер? - льстила
поэтесса. - Я умираю от любопытства.
     - Поживи  еще  несколько  дней,  прекрасная  Бальбилла, и причина твоей
безвременной смерти будет устранена.
     - Подожди  же,  я  отомщу!  -  вскричала  девушка  и  погрозила претору
пальцем; но Луцилла отвела ее в сторону и сказала:
     - Теперь пойдем, теперь время помочь Юлии нашим советом.
     - Сделай  это,  -  сказал  Вер. - Я и так должен опасаться, что сегодня
здесь любой гость не кстати. Поклонитесь госпоже Юлии.
     Уходя,  он  бросил  взгляд  на букет, который Арсиноя, получив от него,
подарила так скоро, и проговорил, вздыхая:
     - Когда  человек  постарел,  он  должен  научиться примиряться с такими
вещами.


VII

     Вдова  Анна  до восхода солнца не сомкнула глаз, ухаживая за Селеной, и
беспрестанно освежала ей больную ногу и рану на голове примочками.
     Старый  врач  был  доволен  состоянием  пациентки,  но  приказал  вдове
немного  отдохнуть  и  предоставить на несколько часов уход за больной своей
молодой подруге.
     Когда  Мария  осталась  одна  с  Селеной и положила ей первый компресс,
больная повернулась к ней лицом и сказала:
     - Итак,  ты была вчера на Лохиаде. Расскажи мне, как ты там нашла всех.
Кто привел тебя в наше жилище и видела ли ты моих маленьких сестер и брата?
     - Ты  еще  не совсем отделалась от лихорадки, и я не знаю, можно ли мне
говорить с тобою; но мне бы очень хотелось...
     Это  уверение  было  произнесено очень ласковым тоном, и глаза горбатой
девушки, когда она говорила, сияли каким-то сердечным, приветливым блеском.
     Селена  внушала  ей  не только участие и сострадание, но и восторженное
удивление,  потому  что  была  так  прекрасна, так не похожа на нее самое, и
каждый   раз,   как   она   оказывала  какую-нибудь  услугу  больной,  Мария
чувствовала  себя  в положении жалкого бедняка, которому какой-нибудь монарх
позволяет ухаживать за ним.
     Ее  спина  никогда  еще  не  казалась  ей такой кривой, ее смуглое лицо
никогда  не  представлялось  ей таким безобразным, как сегодня, рядом с этой
девичьей  фигурой,  такой  пропорциональной,  с  такими  нежными и грациозно
округленными очертаниями.
     Но  Мария  не  ощущала  в  душе  ни  малейшего  движения  зависти.  Она
чувствовала  себя  только  счастливою  тем,  что служит Селене, помогает ей,
смеет смотреть на нее, хотя та и была язычницей.
     И  ночью  она  молилась в сердце своем, чтобы Господь сжалился над этим
прекрасным  добрым  созданием,  чтобы  он  позволил  больной  выздороветь  и
наполнил  ее  душу  той  любовью  к Спасителю, которая доставляла счастье ей
самой.
     Не  один  раз она порывалась поцеловать Селену, но не смела, так как ей
казалось, что больная создана из другого вещества, чем она.
     Селена  была  слаба, очень слаба, и когда боль утихла, то в этой тихой,
наполненной  любовью  обстановке  ее  охватило  сладостное  чувство  мира  и
успокоения,  которое  ей  было  ново  и очень приятно, хотя оно беспрестанно
прерывалось  тревогой  о  домашних.  Близость  вдовы Анны действовала на нее
благотворно,  потому  что теперь ей казалось, что в голосе этой женщины есть