торговцы   принимали   участие   в  празднике,  и,  когда  приблизился  час,
назначенный  префектом, его дочь все еще сидела в своем простом белом платье
и  в  неказистом  пеплуме  с  голубыми  лентами, который днем имел еще более
жалкий вид, чем вечером.
     Букет,  который  Арсиноя  получила  от  Вера, доставил ей удовольствие,
потому  что  девушки всегда восторгаются прекрасными цветами: ведь девушки и
цветы сродни друг другу.
     Когда  отец  и  дочь  достигли префектуры, Арсиноей овладела робость. А
Керавн  не  смог  скрыть  своей  досады, что ему пришлось вести ее к госпоже
Юлии  в  таком  простом  одеянии.  Его  мрачное настроение никоим образом не
стало  более  веселым,  когда  ему  велели  ждать  в приемной, между тем как
госпожа  Юлия  с  женой  Вера  и Бальбиллой выбирали для его дочери дорогие,
дивных  цветов  материи  из  тончайшей  шерсти,  шелка  и нежной бомбиксовой
ткани.  Этот  род  занятий  обладает  тем  свойством,  что  чем больше в нем
участниц,  тем  больше  он требует времени, вследствие чего Керавну пришлось
ждать  добрых  два часа в приемной префекта, все более и более наполнявшейся
клиентами  и  посетителями.  Наконец Арсиноя вернулась, вся пылающая, полная
упоения от великолепных вещей, которые были для нее приготовлены.
     Ее  отец  медленно поднялся с дивана. Когда она поспешила к нему, дверь
отворилась  и  богатый владелец папирусной мастерской Плутарх, на этот раз с
венком  на  голове,  украшенный  дорогими цветами, выглядывавшими из складок
его  паллия,  был  введен в комнату своими живыми подпорками. Все встали при
его  приближении,  и  когда  Керавн  увидел, что старший городской стряпчий,
человек из старинного рода, кланяется ему, то и он сделал то же.
     Глаза  Плутарха  были  гораздо  здоровее  его ног, а там, где перед ним
находились красивые женщины, они всегда оказывались особенно зоркими.
     Еще  на  пороге  он заметил Арсиною и сделал ей обеими руками жест, как
будто она была его милой старой знакомой.
     Прелестная  девушка  очаровала  его.  В  более молодые годы он отдал бы
все,  чтобы  добиться  ее  благосклонности; теперь ему было довольно и того,
чтобы  заставить  ее почувствовать его собственную благосклонность к ней. По
своему  обыкновению, он велел подвести себя к ней совсем близко, прикоснулся
пальцами к ее плечу и весело сказал:
     - Ну, прекрасная Роксана, госпожа Юлия закончила с выбором платья?
     - О, она выбрала такие чудные, такие дивные ткани! - отвечала девушка.
     - Да?..  -  спросил  Плутарх,  желая  скрыть  под этим вопросом, что он
что-то обдумывает про себя. - Чудные? Да и как ей не выбрать...
     Старику   бросилось   в  глаза  застиранное  платье  Арсинои.  Продавец
художественных  произведений  Габиний  в  это  утро  приходил  к нему, чтобы
разведать,  в  самом  ли  деле  Арсиноя  принадлежит к числу его работниц на
фабрике.  При  этом  он  повторил ему, что ее отец - надутый, задирающий нос
бедняк;  что  его  редкости  -  ничего  не  стоящий  хлам,  в пример чему он
насмешливо  упомянул  о некоторых из них. Ввиду этого старик спрашивал себя:
каким   образом   может   он   защитить  свою  хорошенькую  любимицу  против
завистливых  языков  ее соперниц, так как до его ушей уже доносились злобные
отзывы на ее счет.
     - То,  что  берет  достойнейшая  Юлия  в  свои руки, разумеется, должно
иметь   успех,  -  громко  сказал  Плутарх  и  затем  шепотом  продолжал:  -
Послезавтра,  когда золотых дел мастера отворят свои мастерские, я посмотрю,
не  найду  ли  я  чего-нибудь  для  тебя. Я падаю, приподнимите меня повыше,
Антей  и  Атлас!..  Вот так. Да, дитя мое, верхняя моя часть, пожалуй, будет
поустойчивее,  чем нижняя. Этот полный господин, что стоит там, позади тебя,
твой отец?
     - Да.
     - У тебя нет уже матери?
     - Она умерла.
     - О!  -  воскликнул  Плутарх тоном соболезнования. Затем он обратился к
Керавну  и сказал: - Прими от меня поздравление - у тебя замечательная дочь.
Я слышу, что тебе приходится заменять для нее также и мать?
     - К  сожалению,  да,  господин!  Моя  бедная жена была похожа на нее. Я
веду безрадостную жизнь со времени ее смерти.
     - Я  слышал,  что  ты  любишь  собирать прекрасные редкости. Я разделяю
твою  склонность.  Не  согласишься  ли  ты расстаться с кубком моего тезки -
Плутарха... Габиний говорит, что это хорошая вещь.
     - Она  такова  в  самом  деле,  - отвечал Керавн с гордостью. - Подарок
императора  Траяна философу. Прекрасно вырезанная слоновая кость. Мне тяжело
расстаться  с  этим  перлом, но... - и при этом уверении он понизил голос, -
но  я  тебе  обязан. Ты принимаешь участие в моей дочери, и чтобы предложить
тебе ответный подарок...
     - Об  этом  не  может  быть и речи, - прервал его Плутарх, который знал
людей  и  которому  напыщенная  манера  Керавна показала, что Габиний не без
основания  называл  его  надменным  человеком.  -  Ты  оказываешь мне честь,
позволяя  мне  способствовать  украшению  нашей Роксаны. Прошу тебя прислать
мне  кубок.  Разумеется,  я  вперед  соглашаюсь  на  всякую  цену,  какую ты
назначишь.
     Керавн несколько времени бормотал про себя.
     Если  бы  не  настоятельная  нужда  в  деньгах,  если  бы желание иметь
нового,  представительного  раба,  который торжественно шествовал бы за ним,
не  было  в  нем  так сильно, он настоял бы на том, чтобы Плутарх принял его
кубок  в подарок. Но при настоящих обстоятельствах... он откашлялся, опустил
глаза и сказал в смущении, без всякого следа прежней уверенности:
     - Я  остаюсь  твоим должником, но ты, по-видимому, желаешь, чтобы мы не
смешивали  этого  дела  с  другими  делами. Пусть будет так! За меч Антония,
который был у меня, я получил две тысячи драхм...
     - В  таком  случае,  -  перебил  его старик, - кубок Плутарха - подарок
Траяна  -  стоит вдвое, в особенности для меня, так как я нахожусь в родстве
с этим великим человеком. Могу я предложить тебе четыре тысячи драхм...
     - Я  желаю  угодить  тебе  и  потому  говорю  "да",  - отвечал Керавн с
достоинством  и  пожал  мизинец  стоявшей  возле него Арсинои. Она давно уже
трогала  его  руку, желая дать ему понять, что он должен настаивать на своем
прежнем намерении и подарить кубок Плутарху.
     Когда   эта   неравная  пара  вышла  из  приемной,  Плутарх,  улыбаясь,
посмотрел  ей вслед и подумал: "Ну, вот и хорошо... Как мало вообще я придаю
значения   моему   богатству,   как   часто  я,  видя  какого-нибудь  дюжего
носильщика,  желал  бы  поменяться  с  ним  положением  в  жизни; но сегодня
все-таки  было  хорошо,  что  денег  у  меня  столько,  сколько  мне угодно.
Очаровательная  девочка!  Для  того чтобы показаться на людях, ей необходимо
новое  платье,  но,  право,  ее  стираная-перестираная  тряпка  не  способна
умалить  ее  красоту.  Она  принадлежит  к  моему дому, так как я видел ее в
мастерской между работницами, это я знаю наверное".