Он замолчал, задумался о незнакомом ему человеке. Потом добавил:
     - Когда дух  поднимается на высшие ступени, он  невольно оказывается на
подступах  к  истине.  Это  случается  даже  тогда,  когда  он  действует  в
ограниченном пределе научного познания. Все пути ведут к одной  вершине. Там
кончается познание, и на место  его приходит почитание. Самый последний ключ
разумения нельзя выдумать из головы.
     Дух постигает небесную обитель смерть поправшего Его же светом и  может
описать ее, не  затрагивая первоосновы. Нигромонтан, возможно, сильнейший из
тех, кто стоит вне стен этой  обители. Он - Князь магов. Что  удерживает их,
не  давая  им войти? Сокрыть  истинный путь может  в том  числе и умственное
богатство.
     Монах  умиротворяюще  коснулся  руки  Луция.  Он  знал, что  его  гость
чувствителен во всем, что касалось его старого учителя.
     - Может, Сернер придет сюда как-нибудь с тобой? Однако дождись, пока он
сам не заговорит об этом.
     Тени стали  длиннее и окрасили ущелье в  синий  цвет.  Красные и желтые
цветы  заиграли  ярче,  словно  вечер  зажег  их  новым  светом.  Колокольцы
горечавки  закрылись.  Полеты пчел  стали  реже. Уже отважились появиться из
щелей скита летучие мыши, носившиеся вокруг креста. Пора было возвращаться к
лошадям. Но у Луция был на сердце еще один вопрос, занимавший его.
     - Патрон  готовит на случай,  если  беспорядки в городе усилятся, серию
ударов  против Ландфогта. Он подумывает о насильственных  акциях частично  в
целях ознакомления  с его  деятельностью, частично  в  целях  разрушения его
агентурной сети.  Продумывается вопрос, не снабдить  ли командос  ядом  -  с
одной стороны,  чтобы избавить  их  от пыток, а с другой - чтобы обезопасить
тайну, как того требует необходимость.
     Патер спросил:
     - А что ты об этом думаешь, Луций?
     - Мне неприятна сама мысль.
     -  И твое  ощущение  тебя  не обманывает.  В  этом проявляется один  из
ключевых  моментов,  когда становится  ясно, что  одной абстрактной  любви к
человеку уже недостаточно. Вы можете в случае необходимости  ставить людей в
безнадежные ситуации, но вы не смеете  отнимать  у  них  надежду.  Иначе  вы
превращаете их в неодушевленные предметы, в чистый объект применения  силы и
ничем  не отличаетесь от  врага,  против  которого боретесь.  Вы  не  смеете
покушаться на  свободу как таковую даже  ради  благих целей.  Если рождаются
такие планы, это верный признак того, что вы сбились с истинного пути.
     Однако ты спешишь, Луций. Тебя ждет Горный советник. Иди, я помолюсь за
тебя.




 



ПОКУШЕНИЕ

     Машину  он  вызвал на десять  часов.  Он еще не до  конца  проснулся. В
комнате   было   темно   и   тихо,   и  только  вибрировали  от  вентилятора
стеклостальные стены.
     Оргия  затянулась до рассвета. Дело закончилось, как  обычно бывало,  в
малом  банкетном зале,  который  они прозвали "диваном", повальной  пьянкой,
затем  помутнением  рассудка  и  тяжелым  сном  в  беспамятстве.  Теперь  он
беспокойно ворочался на своем ложе, душа его, выбиравшаяся из потемков, была
охвачена страхом, он тщетно пытался вспомнить, что  было.  Но все тонуло  во
мраке. Потом вдруг ожили звуки скрипки и флейты.  Всплыли отдельные  образы,
сцены, разрозненные  и причудливо  запутанные, словно  подсмотренные в щелку
из-за портьеры.
     Он лежит на полу, люстры кругами ходят  над головой.  Лаковые сапоги  и
голые  ляжки переступают  через него  - медленно вертится розовая  карусель.
Скрипки на балконе неустанно играют одну и ту же мелодию.  Он чувствует себя
счастливым, он  - благодетель. Оцепенение, вечно окружающее его,  растаяло и
растворилось. Всплыли обрывки пьяных разговоров.
     - Мессирчик, весь "диван " опять перепился.
     - Ну и хорошо. Дайте и парням там, наверху, тоже выпить, они стараются.
     Он всегда  говорил,  что ослепленные музыканты предпочтительнее слепых.
Можно подобрать, кого  надо.  Прозрев  умом, они  расцветают пышным  цветом,
словно привитые "глазком". В качестве красивого словца звучит очень недурно.
     Опять поплыли лица, это  нехорошо. Ощущение такое, что они оккупировали
его глазное  дно -  сначала появилась  одна голова,  за ней много других,  а
потом  целый фриз. Все они  безобразны, с ужасными гримасами. Они любопытны,
злорадны  и распухли от полового  бесстыдства.  Множатся сотнями и тысячами.
Они не то зрители  клинических амфитеатров, не то тупо смотрят  спектакль из
лож, свесившись многоголовой гидрой, развеселить которую может только зло. А
теперь вдруг они заполнили собой громадный зал суда, где заседает трибунал и
где нет судей. Поседевшие  неряшливые старцы,  на лицах которых написана вся
их долгая позорная жизнь, увертливые  подростки с нюхом крысы и проворностью
ласки потоком  проносились мимо. Ни у Калло(1), ни у Домье(2) не хватило  бы
фантазии на такие  лица. Моментами им грозила полная деформация -  маленькие
рожки, ветвистые  оленьи рога,  хоботы, половые органы вместо носа, глубокие
трещины, как  на  коре  старых  деревьев. Ликование, восторг  сопричастности
безмерен.
     Спящий застонал,  потом  сбросил  одеяло.  Во  рту привкус  горечи.  Он
схватил графин и - ---------------------------------------
     (1) Жак Калло (1592-1635) - французский гравер и рисовальщик.
     (2)  Оноре  Домье  (1808-1879)  -  французский  гравер,   живописец   и
скульптор.
     залпом осушил его. Стража, которая спала по ночам  на циновке перед его
дверью,  услышала, как  он по обыкновению,  одеваясь,  негромко  бормочет  с
раздражением  себе под  нос. Они позвонили  в  офис  и доложили,  что мессир
Гранде встал. Подали машину и выставили посты.


     Главные  ворота  Центрального ведомства выходили на площадь Гербера(1).
Оттуда сквозь  Длинную  улицу  просматривался обелиск, стоявший  на  круглой
площади перед гаванью. Сияющие многоэтажные  дома Нового  города под  прямым
углом замыкали главную магистраль. Огромное здание тянулось  вверх по склону