душу  и апеллирующий  к ней. Полководец проиграет битву, если не  задавит  в
себе  голос врага. Вы, господа, призваны ощущать  себя полководцами - каждый
на своем месте. И вы достойны этой поставленной перед вами задачи.



     АПИАРИЙ(1)

     Патрон   в   сопровождении  Луция  покинул  аудиторию.  Прощание   было
сдержанным;  очевидно,  направление,  по  которому  развивался  новый  курс,
привело Патрона  в  дурное расположение духа. Однако, несомненно,  слова его
произвели на молодых людей сильное впечатление.
     Луций  размышлял  над  этим, направляясь  к  стойлам, чтобы посмотреть,
позаботился ли Костар о лошадях. Он был недоволен собой, он  чувствовал, что
исполнил неблагодарную роль посредника. Горный советник, лиценциат, Патрон -
все они знают, чего хотят,  и каждый из них придерживается своего курса.  Им
незнакомо его  состояние,  когда  в душе сходятся  противоречивые импульсы и
переплетаются  воедино,   сопротивляясь   друг   другу.   Ему   не   хватало
решительности, с которой встают на ту или другую сторону и которая так важна
в жизни. Это неизбежно  накладывало отпечаток и на выполнение им возложенных
на  него задач. Возможно, он переоценивал влияние духовных начал на развитие
мира. Это придавало его натуре мечтательность, вызывавшую беспокойство еще у
родителей. Воспитание  Нигромонтана тоже сделало  свое дело, оно  нацеливало
его на императивность формул, на магию  темных  сил, с помощью которых можно
господствовать  над миром.  Однако  возникшие  в  последнее  время  сомнения
отпугивали его  от этого пути,  на  который ступили,  как видел Луций, самые
одаренные его  сторонники - Раймунд, Фортунио, Горный  советник и, возможно,
самые утонченные - ---------------------------------------
     (1) Улей, пасека (лат.).
     натуры из  числа  мавретанцев.  В их мире царили  тишина, бесстрастие и
уединение. Здесь не было места ни случайному, ни эмоциональным порывам души.
     Отпустив Костара на оставшуюся  часть дня,  Луций отправился на вершину
горы. От  южной кромки Больших  Песков вверх  вела  каменистая тропа. И хотя
начало подъема было скрыто  кустарником, Луций сразу нашел его -  он  не раз
ходил   этим  путем.  Узкая  тропинка  вилась  промеж  выступающих   пластов
мраморизованного  известняка, образовавшего местами уступы  в скале - словно
наверх  шла лестница, окаймленная по бокам  мощными зарослями дрока. В самых
узких  местах  прохода  ветви  кустов  сплетались  над  головой  в  цветущие
золотистые  арки.  Мелькали  кусты  белой  и  желтой  акации. Здесь  в горах
цветение было еще в полном разгаре.
     По  мере подъема голых пород  оставалось  все меньше  и  меньше; камень
проглядывал  сквозь островки мха  и  плауна. Массивные глыбы выглядели  так,
словно их подточила вода, они стали рыхлыми, и в них зияли пустоты. Все щели
заполнились землей  и заросли  цветами: крокусами, сольданеллой, анемонами и
зубчатыми колокольчиками горечавки, промеж  них серебрилась светлым бархатом
травка.   В   некоторых    местах   скала   сплошь   поросла    высокогорной
растительностью;  цветы  устилали  ее пестрым  ковром,  свисая вниз синими и
красными  подушками.  На  чистом   прозрачном  воздухе   краски  были  резко
разграничены,  как на  палитре,  не смешивались  и не  создавали  полутонов.
Свободнее  дышала грудь,  и  острее  виделись  цвета  во  всем  их  обилии и
красочности.
     От горных  лугов  исходила  одухотворенность,  они не  были созданы для
грубого практического использования, а как бы предназначались лишь для сбора
пыльцы  и  сладкого нектара.  Здесь  порхали  огромные бабочки, любительницы
горных вершин; они медленно и плавно летали над цветами нивяника, опускались
на мягкие травы и, распластав крылья, медленно и с наслаждением кружились на
одном месте по серебристо-зеленому бархату.
     Тихое  мерное  гудение заполняло все воздушное пространство, усиливаясь
по мере приближения к  вершине, где находилась горная пасека патера Феликса.
Пчелиное царство  благоухало  цветами. Трудолюбивые  пчелы усердно  жужжали,
перелетая с цветка на цветок, издали это походило  на живой ковер, накрывший
землю.  Они копошились, образуя  живые гроздья на свисающих плетях  цветущих
камнеломок, живучек,  цимбалярий; пьяные от сладкого сока,  возвращались они
домой, опудренные цветочной пыльцой. Работа и наслаждение - здесь, казалось,
они  глубоко  слились  воедино  на  празднике цветочных свадеб,  где  пчелам
отводилась роль вестников любви.
     Вот наконец  показался и апиарий - кладовая меда, куда стекался нектар,
итог бесчисленных леток. Ульи  занимали всю наружную стену скита - одного из
самых  высокогорных   жилищ   отшельников,  возникших   в   период  расцвета
монашества. Теперь скиты опустели, стояли заброшенными,  за исключением тех,
где жили монахи, посвятившие себя  служению некрополю.  Здесь,  на  вершине,
давным-давно поселился патер Феликс, занимавшийся пчеловодством.  Мед с этих
лугов славился во всей округе.
     Уже издалека видны были желтые плетеные ульи, стоявшие в нишах в скале.
Траектории полета  пчел  сливались  в  этом месте в одну  сплошную, казалось
неподвижную,  струю. Гудение настолько усилилось, что напоминало кипящий шум
морского прибоя. Это  создавало призрачное ощущение  - звучала сотканная  из
света мелодия.
     Перед этой  плотно  летящей струей  Луций свернул с  дорожки в сторону.
Скит был небольшой кельей, вырубленной в  огромном камне, какие нес на своем
горбу  Пагос. Выдолблена она была во  времена катакомб, что  составило целую
жизнь одного человека - ее создателя. Стены  прорубленного в скале свода так
и остались в первозданном виде - неотесанными, с заметными на них следами от
ударов резца.  Сквозь узкое оконце  сверху  проникал  свет. Распятие,  узкое
ложе,  пюпитр для чтения, подставка для свечи  - вот и вся обстановка. Луцию
она была знакома по прежним посещениям. Тут же подсобное помещение и камин с
вязанкой сухого, собранного в ущелье хвороста.
     Вход в  скит  располагался с северной  стороны,  за  ним  шел  открытый
внутренний  дворик, образованный  выступом скалы.  Здесь  у  патера было его
рабочее место. Луций тихо вошел. В воздухе пахло воском и медом. Вдоль стены
стояли  старые ульи. Там же лежали  маски, сетки, тигли для плавления воска,
весы  и всякий  разный инструмент. Отшельник  сидел у  окна  в сером рабочем
халате и нарезал от рулона фитили. И хотя Луций держался тихо, похоже, патер
уже заметил его, потому что он оторвался от работы и тепло улыбнулся ему, не
выказав ни малейшего удивления. Потом он встал и подал ему руку.
     - Видишь, Луций, я ждал  тебя. Это хорошо, что ты пришел.  Присядь поди
на воздухе на скамью, я приготовил для тебя кое-что перекусить.
     И, не слушая возражений гостя, он пошел к ульям.