должен  был  заранее  позаботиться  обо  всем.  Вы  уже  завтра будете иметь
необходимое   количество   людей,  -  это  опытные,  высококвалифицированные
реставраторы, вы не разочаруетесь в их умении и в их трудолюбии...
     - Кто эти люди? - встревоженно спросил Отава.
     - Это  прекрасные  немецкие  реставраторы,  - правда, на них солдатские
мундиры,  но  тут  уж  ничего не поделаешь, да это и не играет роли, в каком
мундире тот, кто выполняет свою работу умело и старательно.
     - Но мои помощники...
     - Об  этом  не  может быть и речи. Кроме вас, в собор не будет пущен ни
один из местных жителей! Это святыня искусства, и мы не можем рисковать!
     Отава  молчал.  Они  не  могут  рисковать...  Он  метался в безвыходном
тупике.   Что   делать?   Снова   отказываться?  Плюнуть  этому  эсэсовскому
профессору  в  харю?  Броситься на него? Ну и что? Разве этим спасешь собор?
Представил  себя  во  главе  бригады  ефрейтеров-реставраторов. Если в Киеве
есть  подпольщики,  они должны выследить его в первые же дни работы и убить,
как   шелудивого  пса.  Профессор  Отава  возглавляет  группу  высокоопытных
немецких  реставраторов  в  Софийском  соборе!  Открытия  уникальных фресок,
сделанные  профессором  Отавой  при  помощи  группы высокотехничных немецких
реставраторов!  Теперь все его усилия казались ему точно такими же наивными,
как  перетаскивание  мешков  с  песком в первые недели войны. Пока он таскал
песок,  ожидая  фашистов  с  воздуха,  они  вошли в Киев с земли. Он пытался
спасать  соборы  с крыши, а враги заложили тонны взрывчатки в подземельях, и
Успенский  собор  взлетел  в воздух, остался лишь обломок стены с печальными
фигурами фресковых ангелов.
     Но  отступать  было  некуда.  Он  останется  упрямым  хотя  бы  в своей
наивности!
     - Хорошо,  -  сказал  он, вставая с нагретого кресла, - не скрываю, что
мне  горько,  неприятно, я привык работать со своими людьми, но все равно не
мне  принадлежит право решать, я могу лишь соглашаться или нет, а раз уж я в
начале разговора дал согласие, то не стану нарушать свое обещание.
     - Вы  нравитесь  мне больше и больше, мой дорогой профессор, - встал со
своего  императорского  стула  и  Шнурре.  - Может, еще побудете у меня? Мой
Оссендорфер готовит холостяцкий ужин...
     - Благодарю, мне хотелось бы отдохнуть.
     - Я  благодарю  вас,  профессор.  Итак,  работы  можете начинать завтра
утром. Все будет к вашим услугам.
     Когда  утром Отава вместе с Борисом пришел в собор, он оцепенел. Если и
вырисовывались  когда-либо  в  его  представлении  апокалипсические  видения
конца  мира,  то  вот одно из них! Посредине центрального нефа, перед резным
иконостасом  семнадцатого  столетия,  полыхал огромный костер, а вокруг него
подпрыгивали  одетые  в  длинные, широкие, будто поповские рясы, зеленоватые
шинели   немецкие  солдаты;  протягивая  к  пламени  руки  с  растопыренными
пальцами, они беспорядочно напевали:

                Warum die Madchen lieben die Soldaten?
                   Ja, warum, ja, warum!

     Раскрасневшиеся  морды,  мертвенный  блеск  вытаращенных на огонь глаз,
черная  копоть  вырывается из подвижного круга, создаваемого этими зловещими
фигурами;  весь собор замер, в нем нет того вечного гармонического движения,
которое  еще  вчера  охватывало здесь профессора и его сына, - все застыло и
притихло,  даже эха сегодня здесь нет, и слова крайне бессмысленной песенки,
только  что произнесенные, как бы снова падают назад, в открытые черные рты,
в  эти  идиотские  солдатские глотки, и глотки давятся словами и выталкивают
их снова и снова:

                Ja, warum, ja, warum!

     - Кто  здесь  старший? - воскликнул Отава, пересиливая визгливые напевы
солдатни.
     Какая-то фигура отделилась от круга.
     - Я  профессор  Отава, - сказал Гордей, - отвечаю за все работы. Требую
абсолютного  послушания.  Немедленно  погасить  костер  и  не  сметь  больше
творить  здесь  подобных  безобразий!  Это - собор, запомните! Здесь не жгли
костров даже самые дикие люди в истории.
     По-немецки  слово "собор" звучало многозначительно: "Дом". А может, это
так  показалось Отаве? Может, он уже тогда предчувствовал, что это будет его
последний приют, его последнее убежище, последний и вечный дом?


                                  Год 1015
                          СЕРЕДИНА ЛЕТА. НОВГОРОД.

                                                    Но Бог не вдасть дьяволу
                                                                    радости.

                                                            Летопись Нестора

     Высокие  свечи в серебряном трехсвечнике горели в княжеской опочивальне
до глубокой ночи.
     Ярослав  читал  привезенную  ему  за  большие  деньги из Болгарии книгу
святого  отца  церкви Иоанна Дамаскина. "Нет ничего выше разума, ибо разум -
свет  души,  а  неразум - тьма. Как лишение света творит тьму, так и лишение
разума  затемняет  смысл.  Бессмысленность  присуща  тварям,  человек же без
разума  - немыслим. Но разум не развивается сам собою, а требует наставника.
Приступим  же  к  единому учителю истины - Христу, в котором заключаются все
тайны  разума.  Приблизившись же к дверям мудрости, не удовольствуемся этим,
но с надеждой на успех будем толкаться в нее".
     Князь  отодвинул книгу, долго смотрел в светлый огонь свечи. Ждал, что,
пробужденные  книжной  премудростью,  придут  собственные мысли, но в голове
стояла  какая-то тяжелая, колеблющаяся стена, сердце князя билось ускоренно,
будто  после  длительного  бега,  он  с трудом удерживался от того, чтобы не
вскочить  и  в  самом деле не побежать куда-нибудь. Куда же? Шил в последние
месяцы  в  душевном  смятении,  ощущал растерзанность сердца. Прикусив губу,
снова взял книгу в руки.
     "Хотя  истина  не нуждается в пестрых украшениях, но они необходимы для
отрицания  тех,  кто  опирается на ложный разум. Истину надлежит исследовать
не празднословием, а смирением".
     Если  бы кто-нибудь да мог возражать ему в чем-либо! Вокруг было только
послушание  и  угодливость  -  повсеместные спутники княжеской власти. Разве