хочешь - как хочешь...
     - Никем не хочу - только собой.
     - Собой будешь...
     - А куда?
     - И сам не знаю.
     - Это уже лучше.
     - А я уже сам не свой.
     - Еще лучше.
     - Не князь, и не Юрий, и не Ярослав.
     - Это...
     Она  не  спрыгнула  с  коня,  снова прижалась к Ярославу, потом еще раз
отпрянула, попыталась заглянуть в его темные глаза.
     - Только не подумай обмануть. Как только замечу - убегу сразу.
     - Не убегай, - попросил он, - не обману, поверь мне.
     - Ежели не князь то молвит, поверю.
     - Не князь. Человек.
     Шуйца обняла его за шею, так и ехали дальше.
     Уже  начинало  светать,  когда  добрались  они до новой усадьбы. Сонные
плотники,  в своей рабочей спешке, готовились подниматься под небо, щекотать
богу  бороду  топорами,  а еще больше - скабрезными припевками. Белые березы
возвышались  за  дубовым частоколом, белые березы подступали отовсюду и тут,
на  вольной воле. Князь остановил коня, Забава смотрела на это чудо, которое
-  теперь  уже  знала  это  точно  - сделано лишь для нее, еще не изведанное
чувство властности мало ее заботило, спросила лишь:
     - Там кто-то есть? Слуги?
     - Плотники. Достраивают церковь.
     - Зачем она?
     - Для бога.
     - Обошелся бы твой бог и без церкви.
     - Грех.
     - А я?
     - И ты грех.
     - Тогда заверни меня в ведмедно, чтобы никто не узнал, что ты везешь.
     - Все равно будут знать.
     - А я не хочу.
     - Рот людям не заткнешь.
     - А  ты  ведь  князь  -  заткни.  Скажи: оторвешь язык каждому... И еще
лучше: вели сразу же отрезать всем им языки.
     - Велю.
     - Так  поскорее  заворачивай  меня  в  ведмедно, а то я еще чего-нибудь
возжажду в дурости своей!
     Он  поцеловал ее в губы, впервые отважился на это, поцелуй был - словно
упал  в терпкое море и утопает в нем, будучи не в состоянии вынырнуть. Потом
сгреб  Шуйцу  в  охапку,  завернул  в медвежью шкуру, положил поперек седла,
словно  что-то  неживое,  и  так въехал в ворота, предусмотрительно открытые
сторожем:  ему хотели помочь снять ношу с седла и внести в терем, но Ярослав
прикрикнул строго:
     - Посторонитесь, сам. И не пускать ко мне никого.
     Неужели это было в самом деле? Неужели с ним?..
     Ничего  не  мог припомнить, кроме тихого свечения ее тела, да еще - как
в  изнеможении  отбрасывала она голову, и шея ее вытягивалась нежно-нежно, и
на  устах  жила  лукавая  улыбка,  и  тело  светилось  так, что он со стоном
закрывал  ладонями  глаза,  но  сквозь  пальцы  било светом ее тело, снова и
снова, без конца, свечение поющее, омрачающее разум, сводящее с ума.
     Оторвавшись  от  нее,  он  побежал  в  недостроенную церковь, ревностно
молился  под  насмешливые  песни плотников с горы, там его и нашел Коснятин,
который  привез  известие  о том, что пришла варяжская дружина с Эймундом во
главе,  но  князь,  похоже,  и  не  слушал  и не слышал ничего, не приглашая
посадника в дом, прямо на морозе передал ему свои повеления:
     - Останусь еще здесь. Убери всех отсюда, и без промедления.
     - Не закончили еще церковь.
     - Так  пускай  стоит.  И  всех убери мужчин. Поставь женщин. Одних лишь
женщин. И прислужниц, и на работу, и для стражи.
     - Невиданное диво! - Коснятин не скрывал улыбки на своих сочных губах.
     - Делай, что велят.
     - А варяги?
     - Какие варяги?
     - Прибыла дружина. Эймунд-воевода.
     - Похлопочи. Дай пристанище, еду. Вернусь - начнутся сборы.
     - На Поромонином дворе их поселил.
     - Быть посему. Жди меня.
     - Долго тут будешь, княже?
     - Не знаю. Бог знает, всевидящий и всезнающий.
     А  возвратился он не к богу, а к ней, к Шуйце, застал ее в слезах; быть
может,  почувствовала  она в одиночестве весь страх содеянного с этим чужим,
совсем  неведомым  ей человеком, пугалась завтрашнего дня, а может, это были
слезы  злости  на  самое  себя  и  на  него. Ярославу стало жаль девушку, он
закутывал  ее  в  беличьи одеяла, утирал ей слезы сильной своей рукой, рукой
мужа, которая одинаково умело держала меч и писало.
     - Женился  бы на тебе, - сказал он, вздохнув, - но княжество требует от
человека больше, чем ему хочется.
     - Да   и   не   нужно   мне  твое  княжество,  -  ответила  она  сквозь
всхлипывания.
     - Многое  стоит между людьми, преодолеешь - тогда радость, но не всегда
есть  возможность  устранить  то,  что разделяет. Может, я тоже княжеству не
рад, но ждут меня еще дела большие.
     - Нудный ты и никудышный, когда князь, - сказала она злобно.
     - А  кого ж ты приветила во мне? Не князя разве? - спросил он чуточку с
обидой.
     - Мужа приветила. Помрачение твое и на меня нашло.
     - Будешь всегда со мной. В походах и в городах.
     - Останусь  тут.  Ладно выдумал это подворье. Далеко от всех. Не люблю,
когда суетятся вокруг люди. Тишину люблю, а о тобою - тоже не хочу.
     - Если бы ты только могла стать моей женой...
     - Не стала бы никогда. Не хочу разувать никого. Волю жажду...
     Тогда  он  сказал  ей  о  своем  повелении.  Чтобы  жила здесь с одними
женщинами.
     - Чтобы их немного было. И не назойливых, - сказала она.
     - Госпожой над ними будешь.
     - Не знаю, что это такое.