долго  шел  к  этому открытию, не всегда и не каждый может признаться себе в
нежности  к  кому-то,  но  вот  рядом  с  ним  была  прекрасная, испуганная,
единственная  в  мире  девушка,  для которой он тоже был теперь единственным
после  того,  как  отнял  у  нее  ее  каменный  остров.  Наступила уже ночь,
сменялись   гребцы,   дромона   медленно  продвигалась  во  тьме  по  путям,
обозначенным  одними  лишь  звездами,  а  эти  двое,  брошенные морем друг к
другу,  сидели, тесно прижавшись; Сивоок с испугом прислушивался к тому, как
в   нем   пробуждается   неугомонное   и   неудержимое,  из-за  чего  боялся
шевельнуться,  а  Исса,  наверное,  вовсе  и  не ведала того. До сих пор еще
блуждал  в  ее  теле  ужас  перед  стихией,  защита была лишь в этом сильном
человеке,  она  искала  спасения неосознанно, каждый новый удар волны о борт
дромоны  толкал  Иссу ближе и ближе к Сивооку; теперь отступать было некуда,
и  в  темном стоне, в счастливых слезах, притаенном смехе они соединились, и
только тогда ушел от Иссы страх, вызванный морем.
     В  Золотом Роге, на пристани, дромону встречал сам Агапит с несколькими
своими  антропосами,  среди  которых  выделялся и Мищило. В голубом скиадии,
обшитом  жемчугами, в голубом же хитоне поверх гонкого шелкового дивитиссия,
в  красных чагах, с дорогой золотой гривной на шее (с крылатыми грифонами на
концах) - в самом ли деле это был Мищило или это его двойник?
     А  с дромоны сходил ободранный, еще сильнее заросший светлой золотистой
бородой  Сивоок,  да  еще и вел за собой какое-то неистовое существо, увидев
которое  все  стоявшие  на  берегу  закрестились,  бормоча  молитвы.  Мищило
сплюнул,  Агапит  же  нахмурился,  наверное,  вспомнив  Зеновию,  о которой,
собственно,  уже  давно  забыл,  сменив  за  эти годы множество любовниц, но
снова  проснулась  в  его  душе  обида на руса, который когда-то из-под носа
сумел  перехватить  такую  женщину.  И  вот теперь, когда он, Агапит, стал и
вовсе  старым  человеком,  Сивоок  еще только входит в силу, варварская мощь
дико  бурлит  у  него в жилах, и вот он вывозит себе девку даже с проклятого
богом острова. Агапит нахмурил брови, недовольно махнул рукой.
     - Антропос!  -  вместо  приветствия  крикнул он навстречу Сивооку. - Мы
звали тебя сюда одного, а ты привез еще какую-то, в конце концов...
     - Это  моя  жена,  -  не  дал  ему закончить Сивоок. - Поклонись, Исса,
нашему Агапиту.
     И  -  о  чудо!  -  Исса покорно склонила голову и улыбнулась горестно и
ласково,  и  старый  Агапит  смягчился  душой  от  этой улыбки, а может, тут
причиной  было  что-нибудь  иное,  потому  что  еще  никогда не был Сивоок в
объятиях  у своего повелителя, а тут вдруг оказался. Иссу же Агапит, со всей
возможной  для  толстого  туловища  грациозностью,  одарил учтивым поклоном,
добродушно   хлопнул   Сивоока   по   плечу,  отправляя  его  здороваться  с
остальными.  И каждый протянул Сивооку правую руку, показывая в знак приязни
открытую  ладонь;  лишь  Мищило  подал руку согнутой, словно бы для поцелуя.
Сивоок  посмотрел  на  него  с удивлением, Мищило горделиво раздувал ноздри,
тут   что-то,   видимо,   произошло   за  эти  годы,  но  Сивоока  это  мало
интересовало,  -  сделав  вид,  что  он  ничего  не заметил, Сивоок вывернул
ладонь   Мищилы,   пожал  ему  руку,  как  единоземец  единоземцу,  и  снова
возвратился к Агапиту.
     - Позвал меня, а там еще много работы.
     - Ждет  тебя новая работа, - солидно молвил Агапит, и уже стоял рядом с
ним   Мищило,   тут  в  самом  деле  что-то  произошло,  антропосы  остались
антропосами,  только  кое-кто  из  них  состарился,  а  некоторые и вовсе не
изменились,  а  вот с Мищалой что-то происходит: и одежда, и гривна дорогая,
и рука, протянутая для поцелуя...
     - Поедете  на Русь, - продолжал Агапит, - князь Киевский зовет умельцев
наших. Мищило будет старшим над вами.
     - И  я  поеду?  - забыв и про Мищилу, и про черта-дьявола, тихо спросил
Сивоок.
     - Для того тебя и вызвал.
     - Исса,  мы  поедем на Русь! - крикнул Сивоок своей жене. - Слышишь? Мы
поедем!
     - Негоже  везти  в  святой  Киев  поганых наложниц, - солидно промолвил
Мищило.
     - Не твое дело! - отрезал Сивоок.
     - Я старший над вами всеми!
     - И будешь старшим, а я сам по себе!
     - Велю повиноваться.
     - Токмо не мне!
     - Антропосы! - развел руки Агапит. - Друзья! Зачем же пререкаться?
     - Послы  русские  в  Константинополе,  - сказал Мищило, - на завтра все
приглашены  в Большой дворец, пред очи самого императора. Одеться должен как
следует, чтобы не опозорить нашего звания.
     - Одеться?  - пробормотал Сивоок. - Да кто бы не хотел одеться, было бы
лишь во что?
     Исса стояла позади него и улыбалась горестно и пугливо.
     - Сказано   у   Ксенофонта,   -   не   унимался   Сивоок,  раздраженный
чванливостью  Мищилы,  - хорошо одетые друзья - лучшее украшение мужчины. Ты
же поспешил вырядиться сам, а мне тычешь в нос моей ободранностью.
     - Друзья  мои,  - прервал их снова Агапит, - зачем же препираться? Всем
вам дарована одежда из царского вестиария...
     - А  свою  наложницу  одевай  на  свои  деньги,  - мстительно подбросил
Мищило.
     - Жена! - крикнул Сивоок. - Слышишь, Мищило, она мне жена!
     - Имею  христианское  имя  -  Филагрий,  - сказал важно Мищило, - так и
зови меня.
     - А  я  - Божидар, - засмеялся Сивоок, - от болгар имею, кроме Сивоока.
Христианское  тоже имею. Человек может иметь множество имен. И что же? Разве
ценность его в именах? Делами только можно возвеличить себя иль опозорить.
     - Зиждители  храмов  постоянно  возвеличиваются  перед  богом, - сказал
Агапит.
     - Возвеличивают Агапита, - снова засмеялся Сивоок.
     - Ошалел ты на острове, - вздохнул Мищило.
     Но Агапит прикинулся, что не понял шпильки Сивоока.
     - Повезете  и  на Русь мой помысел, - самодовольно сказал он Сивооку, -
нашему  другу  Филагрию поведал я мысль, какой нужно возвести собор в Киеве,
вы  же  должны  слушаться  его во всем, тем исполните мою волю, а награда же
вам - от архонта Киевского.
     Тот   же  самый  разговор,  только  более  спокойный  и  торжественный,
состоялся  на  следующий  день между антропосами и послами Киевского князя в
ожидании приема во дворце.
     Их  посадили  ждать  в портике Августея, послы здесь были в третий раз,
они  уже  преподнесли  императору  богатые  дары  от  Киевского  князя,  или