него служили  Мольер  и  Да-Понте).  Поэт  воспользовался  только  типом
Лепорелло и развязкой: все остальное
   - его собственное создание, чудное по  жизненности  лиц  и  положений
(характеристику см. у  Белинского).  "Около  30  мелких  стихотворений",
написанных  или  отделанных  в   Болдине,   представляют   поразительное
разнообразие по форме, темам и настроению поэта.  Господствующий  тон  -
бодрый, жизнерадостный (даже в элегии:  "Безумных  лет...");  даже  мало
симпатичные  поводы  вдохновляют  поэта  к  прекрасным  пьесам   (личная
полемика Булгарина - в "Моей родословной"). Рядом с этим  обрабатываются
мотивы,  ничего  общего  с  моментом  не  имеющие  ("Поэту",  "Стамбул",
"Вельможе" и пр.), иногда глубоко печальные (напр. "Шалость").  "Повести
Белкина"  (вместе  с  "Летописью  села  Горохина")  -   важный   шаг   в
литературной карьере П. Он с ранней юности высоко  ценил  не  только  В.
Скотта, но и Фильдинга и Стерна. Приглядываясь теперь к ходу европейской
словесности, он предугадал скорое торжество нравоописательной повести  и
романа и решил  испытать  свои  силы,  пробуя  разные  тоны,  во  всегда
оставаясь реалистом. убежденным противником романтических  повестей-поэм
в стиле Бестужева-Марлинского. Он очень дорожил успехом  "повестей",  но
скрыл свое имя, прося, однако, шепнуть  его  Смирдину,  чтоб  он  шепнул
покупателям. Критика встретила  их  крайне  враждебно  (даже  и  позднее
Белинский не придавал им значения), но  они  раскупались  и  читались  с
удовольствием, несмотря на небрежность отделки, и П., больше  доверявший
публики, нежели критике, счел опыт удавшимся. По возвращении  в  Москву,
П. "сладил с тещей" и новый 1831 г. встретил в  очень  бодром  состоянии
духа; даже "Борис Годунов" некоторое время радовал его своим успехом. 19
января он получил известие о смерти Дельвига; "постараемся  быть  живы",
пишет  он  Плетневу,  и  как  будто  скоро   примиряется   с   печальной
необходимостью - но вдова  и  братья  его  покойного  товарища  навсегда
остаются предметом его деятельной  заботливости.  18  февраля  произошла
свадьба П. "Я женат и  счастлив",  пишет  он  Плетневу  24  февр.  "Одно
желание мое, чтобы  ничего  в  жизни  моей  не  изменялось;  лучшего  не
дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я  переродился".
К этому периоду московской жизни П. относится его сближение  с  наиболее
серьезным из его литературных врагов, Надеждиным, в "Телескопе" которого
за этот год П. поместил две полемические статьи:  "Торжество  дружбы"  и
"Несколько  слов  о  мизинце  г.  Булгарина",  за  подписью   Феофилакта
Косичкина (он начал прибегать к прозе, вместо эпиграмм, еще с 1829 г.  в
с  большей  систематичностью  и  крайним  увлечением  продолжал  это   в
"Литературной Газете" Дельвига);эти статьи - верх  ядовитого  остроумия,
редкое соединение тонкой и злой иронии с  резкой  хлесткостью.  Согласно
заранее начертанному плану (в котором не последнюю роль  играло  желание
быть подальше от тещи), П. в мае едет в С.Петербург,  откуда  немедленно
переселяется на дачу в Царское Село. Там Пушкин оставался безвыездно  до
конца октября, отделенный от Петербурга  холерою  и  карантинами,  но  в
обществе Жуковского.
   Несмотря на плохое состояние своих финансовых дел (о  которых  теперь
П. заботится  гораздо  больше,  чем  прежде),  поэт  продолжает  быть  в
радостном  настроении,  что  очень  благоприятно   отражается   на   его
творчестве. Видаясь почти ежедневно с Жуковским  (третьим  в  их  беседе
часто бывал юный Гоголь, только что введенный в их общество, но принятый
по-братски). - П. вступил с ним, некоторым образом, в  соперничество  на
поприще обработки сказок: написал "Сказку о царе Салтане" (сюжет который
занимал его еще в Кишиневе) и шутливую сказку о  попе  и  работнике  его
Балде (рифмованной прозой, на подобие подписей под лубочными картинками)
- и ни для кого не было сомнения, что он еще раз победил своего  учителя
яркостью и жизненностью образов. П. идет рука об  руку  с  Жуковским  (а
через него и со двором)  в  своем  отношении  к  политическому  моменту,
который переживала в то  время  Россия,  2  авг.  написано  "Клеветникам
России",  а  5  сент.  -  "Бородинская  годовщина"  (оба   стихотворения
напечатаны, вместе с стихотвор. Жуковского,  особой  брошюркой).  Еще  в
июле П. (очевидно,  поощренный  к  тому  свыше)  через  гр.  Бенкендорфа
выражает    желание     быть     полезным     правительству     изданием
политическо-литературного  журнала  и  просит  позволения   работать   в
архивах, чтобы  "исполнить  давнишнее  желание  написать  историю  Петра
Великого и его наследников до Петра III". На первое его предложение пока
промолчали, а  второе  удовлетворили  в  большей  мере,  нежели  он  мог
надеяться: его приняли  вновь  на  службу  в  коллегию  иностр.  дел,  с
жалованьем в 5000 руб., без обязательных занятий, но с  правом  работать
во всех архивах. Переехав в Петербург и по  возможности  устроившись  (у
него еще оставались карточные долги от холостой жизни, а расходы, по его
словам, увеличились вдесятеро), Пушкин чрезвычайно энергично принялся за
работу в архивах, не  оставляя  и  чисто  литературных  трудов.  Посещая
разнообразные круги общества (начиная от  самых  высших,  где  жена  его
блистала на балах), П. имел  возможность  убедиться,  что  отечественная
литература стала возбуждать живой интерес даже в тех сферах, где  прежде
игнорировали ее существование, и молодежь начинает  смотреть  на  званье
литератора, как на нечто достойное зависти. Он  проникался  тем  большим
желанием стать во главе влиятельного органа. Летом 1832 г. старания  его
увенчались успехом и литературно-политическая газета была ему разрешена.
Чтобы пустить это дело в ход, он в сентябре ездил в Москву и там, вместе
с С. С. Уваровым, посетил московский университет, где дружески беседовал
с своим прежним противником,  проф.  Каченовским.  Там  от  Нащокина  П.
услыхал рассказ о некоем  Островском,  который,  вследствие  притеснений
богатого соседа, лишился имения и сделался врагом общества;  ему  сейчас
же пришла идея  сделать  из  этого  роман,  которым,  по  возвращения  в
Петербург,  он  и  занялся  с  таким   увлечением,   что   невозможность
осуществить план издания газеты весьма слабо огорчила его. В 31/3 месяца
роман  был  окончен  и  даже  снабжен  выпиской  из  подлинного  дела  о
неправедном отобрании имения у законного владельца.  Но,  приближаясь  к
развязке (и продолжая в тоже время собирать  по  архивам  материалы  для
истории Пугачевского бунта),  П.,  очевидно,  почувствовал  недовольство
своим  произведением  и  стал  обдумывать  другой  роман  -   из   эпохи
Пугачевщины,  а  "Дубровского",  заключив  наскоро  набросанными   двумя
эффектными сценами, оставил в рукописи и даже не  переписанным  (он  был
напечатан только в 1841 г.). П. был  прав  и  в  своем  увлечении,  и  в
разочаровании:  по  замыслу,  "Дубровский"  -  одно  из  величайших  его
произведений, начинающее новую эпоху  в  литературе:  это  -  социальный
роман,  с  рельефным  изображением  барского  самодурства,   чиновничьей
продажности и открытого безсудия. По форме, в которую отлилась идея, это
- заурядный разбойничий роман, достойный имени  П.  только  простотой  и