перечисленного получило в Болдине только окончательную обработку, а  кое
что доделывалось и позднее;  так  напр.,  один  отрывок  из  путешествия
Онегина, "Одесса", был уже напечатан в  1827  г.,  а  письмо  Онегина  к
Татьяне дописывалось в 1831 г. в Царском Селе; тем не  менее  болдинский
период  можно  считать  временем  завершения  знаменитой   поэмы-романа,
которая, по исчислению самого поэта, писалось 7 лет 4 месяца и 17  дней,
а на самом деле более 9 лет (с 28 мая 1822 г. до 3 октября  1831  г.)  и
уже около 5 лет держала в напряжении читающую публику, 1-ая  глава  была
напечатана в 1825 г. вместе с "Разговором  книгопродавца  с  поэтом",  с
предисловием, в котором автор сравнивает  "Евгения  Онегина"  с  "Беппо,
шутливым произведением мрачного Байрона", и сам  указывает  на  сходство
героя с "Кавказским Пленником". Она была раскуплена чрезвычайно быстро и
вызвала оживленные толки. Близкие к П.  люди  (Катенин)  отожествляли  с
Онегиным самого  поэта:  литературные  староверы  подняли  вопль  против
безнравственности поэмы и низких  предметов,  ею  изображаемых.  Полевой
считал  ее  воплощением  романтизма,  а  романтик  Бестужев   возмущался
ничтожностью сюжета. Средние читатели были в восторге от изящества формы
и жизненности содержания. 2-ая глава,  выводящая  на  сцену  Ленского  и
дающая первый абрис Лариных, также написана на юге, а напечатана в  1826
г. Она  увеличила  интерес  публики,  но  вызвала  только  двусмысленную
похвалу Булгарина и посмертный отзыв Веневитинова, который приветствовал
поворот в поэзии П. к национальным типам и жизни. Гл. 3 ("Барышня",  как
ее для  себя  озаглавил  П.;  наиболее  психологическая),  написанная  в
Михайловском и  напечатанная  в  1827  г.,  довела  интерес  публики  до
небывалого в России и редкого за границей напряжения: о Татьяне говорили
повсеместно как о живом  лице,  и  П.  упрашивали  получше  устроить  ее
судьбу, 4-ая и 5-ая главы (написаны тоже в Михайловском,  как  и  6-ая),
наиболее драматическая, изданные вместе в 1828 г., вызывают длинный  ряд
рецензий,  которые  составляют  поворотный  пункт  в  отношениях  П.   к
современной ему  литературе.  Большинство  критиков,  признавая  "редкое
дарование"  и  называя  автора,  "любимым  поэтом",  из   беспристрастия
нападают на частности и не находят  в  поэме  ни  плана,  ни  связи,  ни
характеров; нападения последнего рода, обнаруживавшие полное непонимание
целого,  глубоко  огорчили  и  озлобили  П.  6-ая  глава   ("Поединок"),
представляющая развязку драмы, не сделала  критиков  умнее.  Глава  7-ая
("Москва") написана под московскими впечатлениями; она  явилась  в  1830
г., когда П. имел уже свой орган, стоял во главе литературной  партии  и
жестоко расправлялся с противниками, которые с своей  стороны  старались
его унизить всеми мерами (см. Барсуков, "Погодин", III, 15, 25  и  др.).
Теперь в Болдине, не побужденный, но утомленный беспринципностью борьбы,
поэт спешит расстаться с героиней и героем, оставив последнего как бы на
середине жизненного пути.  Неослабный  интерес  публики,  между  прочим,
наглядно выразился в том, что для крайне простой и естественной развязки
в судьбе героини немедленно  начали  приискивать  живые  оригиналы  (см.
"Воспоминания"Францевой, "Исторический Вестник",  1883,  май,  и  В.  А.
Тимирязева, "Исторический Вестник", 1896, июнь,  стр.  977).  И  теперь.
крайне трудно дать оценку романа П., посмотреть на него со  стороны:  мы
так сроднились с его действующими лицами,  что  они  нам  представляются
живыми и близкими. Мы только можем сопоставлять их с другими  созданиями
того же поэта. По характеру героя и по  основной  задаче,  выраженной  в
сюжете, "Евгений Онегин" ближе всего к "Цыганам"; Онегин тот  же  Алеко,
только  реализованный,   приуроченный   к   обыденной   действительности
великорусского дворянского быта. Задача поэта - воссоздать его со  всеми
его добрыми и дурными сторонами, - а так как последние оказываются очень
существенными, то  развенчать  его  (не  щадя  в  нем  и  самого  себя),
сохранив, однако,  душевное  к  нему  участие  наблюдателя;  развенчание
производится посредством указания его  "литературных  источников"  ("Иль
маской щегольнет иной"; "Москвич в Гарольдовом плаще, уж не  пародия  ли
он?"), а участие сохраняется за ним  потому,  что  он  все  же  лучше  и
нравственно  крупнее  окружающих  его,  и  потому;  что   тяготится   он
бесцельностью существования и рядом  вынужденных  глупостей.  Как  Алеко
оказывается несостоятельным  при  сопоставлении  с  близкими  к  природе
дикарями, так Онегин  несостоятелен  при  сопоставлении  с  простой,  но
нравственно здоровой деревенской девушкой.  Создание  поэтического  типа
этой  девушки  -  великая  заслуга.  П.,  имевшая  важное   историческое
значение; отсюда тургеневские женщины и женщины "Войны и Мира",  отчасти
и позднейшее стремление русских  женщин  к  подвигу.  В  общем  "Евгений
Онегин" - полное и верное воспроизведение полукультурной жизни  русского
дворянства того времени, во всех ее разнообразных областях  и  оттенках.
"Повесть, писанная октавами", "Домик в Коломне": это "игрушка, сделанная
рукой великого мастера" (Белинский), напоминающая средневековые  фабльо,
источники "сказок" Лафонтена. В основе ее, судя по месту действия, лежит
анекдот из юношеских лет П. Хотя П. в теории и отвергал цель  в  поэзии,
но такую  бесцельную  шалость  он  решился  издать  только  анонимно.  В
историко-литературном  отношении  важнее  самой  повести  ее   введение,
представляющее нечто небывалое в истории поэтической  формы.  Это  такое
искусное жонглирование размером и звучной рифмою, что после этого или  в
обыденной речи проза должна была замениться стихами, или в  литературном
рассказе стихи должны были уступить место  живой  прозаической  речи.  С
этих  пор  П.  для  мелкого  повествования  стихотворной  формы  уже  не
употребляет. Маленькую трагедию "Скупой рыцарь" П. приписал  английскому
поэту  Ченстону,  которого,  как  доказал  еще  Анненков,  на  свете  не
существовало. Причина такого "подлога" - семейные воспоминания, которыми
отчасти воспользовался поэт: отец его часто  проявлял  крайнюю  скупость
(хотя вообще и был крайне нерасчетлив) по отношению к сыновьям.  "Скупой
рыцарь" - полная драма, с развитием характеров и катастрофой; по  задаче
это - глубокое психологическое исследование, проникнутое гуманной  идеей
пробуждения  "милости  к  падшим";  искалечившая  сильную  душу   барона
страсть, развившаяся  на  почве  пессимизма  и  честолюбия,  делает  его
страдальцем - и страдание примиряет с ним. Пьеса: "Моцарт  и  Сальери  в
рукописи была озаглавлена "Зависть" и основана на анекдоте об отношениях
двух композиторов. Здесь тоже решается трудный психологический вопрос об
источнике в развитии низкой страсти в  сильной  душе;  попутно  в  живых
образах устанавливается различие между гением и талантом. "Пир во  время
чумы" - ряд сцен, действительно переведенных  с  английского  (из  пьесы
Джона Вильсона - см. VI, 388 "The City of the Plaque", вышедшей  в  1816
г.); но песня Мери и песня президента, лучшие места пьесы,  сочинены  П.
Четыре сцены, составляющие "Каменного  гостя",  образуют  полную  драму,
изображающую героя  народных  преданий,  испанского  Фауста,  с  большей
глубиной и человечностью, нежели у предшественников  П.  (пособиями  для