высадился  на  наши  берега,  он  идет  на  всех  нас.   Самое   предложение
норманнского герцога доказывает нам, что ему не известны даже  наши  законы,
по которым отчизна должна быть  дорога  в  одинаковой  степени  и  королю  и
подданным!
     - Ты слышал из уст Гурта ответ всей нашей  Англии,  сэр  де-Гравиль,  -
проговорил король. - Я могу только повторить и подтвердить его. Не  отдам  я
Вильгельму  английского  престола,  не  признаю  суда!  Не  нарушу   начала,
связывающего  так  тесно  короля  и  народ,  присвоив  личной   силе   право
располагать судьбой государства. Если Вильгельм желает помериться  со  мной,
он найдет меня там, где будет гореть битва и где поле брани будет все усеяно
трупами его воинов. Найдет защищающим саксонскую хоругвь.  Да  рассудит  нас
небо!
     - Да будет твоя воля! - ответил де-Гравиль, опуская снова  забрало.  -
Но берегись, изменник  рыцарскому  обету,  берегись  хищник  трона!  Мертвые
покарают тебя со дна могил!
     Послы отворотились и ушли без поклона.


ГЛАВА VI

     Весь этот день и следующий прошли в обоих  лагерях  в  приготовлении  к
битве. Вильгельм медлил заметно с объявлением сражения: он не терял надежды,
что Гарольд станет действовать наступательным образом  и  что  его  клевреты
успеют раззадорить фанатизм англосаксов и принизить Гарольда во  мнении  его
войска.
     С другой стороны, Гарольд тоже считал промедление выигрышем, потому что
оно давало ему время укрепиться  и  даже  дождаться  подкреплений.  Конечно,
подкрепления были редки и  скудны.  Лондон  действовал  вяло,  отечество  не
высылало сюда несметных  полчищ.  Самая  слава  Гарольда,  успех,  постоянно
сопровождавший его во всех походах, усиливали глупое равнодушие народа.  Его
тяжелый ум  не  мог  переварить,  чтобы  тот,  кто  недавно  разбил  грозных
норвежцев, мог бы быть побежден игрушками-французами, как величали в  Англии
норманнские войска.
     Это было не все: в  Лондоне  составлялись  интриги  для  возведения  на
престол Этелинга. Осторожные торговцы сочли благоразумным  не  содействовать
деятельно предстоящей борьбе.  Многие  проповедовали,  что  отечеству  всего
лучше - оставаться до времени безусловно нейтральным. "Предполагая  худшее",
твердили они, то есть что Гарольд будет побежден  и  убит,  -  не  лучше  ли
беречь себя для Этелинга? Вильгельм питает личную  вражду  против  Гарольда,
может даже желать отнять у него трон, но он не посягнет на потомка  Сердика,
законного наследника короля Эдуарда.
     Нортумбрийские датчане смотрели равнодушно на драму,  разыгравшуюся  на
юге государства,  не  смотря  на  то,  что  они  должны  были  сочувствовать
Гарольду, хоть из благодарности за избавление их от норвежского ига.  Мерция
тоже относилась к делу Гарольда  безразлично.  Молодые  же  графы  не  имели
влияния  на  своих  подданных  и  потому   отправились   в   Лондон,   чтобы
противодействовать интриге, завязавшейся в пользу  Этелинга.  Таким  образом
оказалось, что женитьба Гарольда на Альдите  не  принесла  ему  той  пользы,
ввиду которой он решился отказаться от любви и Юдифи. Нужно  упомянуть,  что
полное  невежество  делало   сеорлей   безучастными   к   интересам   своего
государства. Да, дух страны восстал, ну уже слишком поздно  -  когда  Англия
стонала уже под игом норманна. Если б он пробудился хоть на один день, чтобы
поддержать Гарольда, изнемогавшего  в  борьбе,  то  народ  избавился  бы  от
векового рабства.
     Итак,  вся  надежда  Гарольда  заключалась  в   тощих   рядах   войска,
последовавшего за ним на Гастингское поле.
     Наступила ночь, освещаемая слабо звездами,  мерцавшими  сквозь  облака.
Гарольд сидел с Леофвайном  и  Гуртом  в  своей  палатке.  Перед  ним  стоял
какой-то человек, только что возвратившийся из норманнского лагеря.
     - Так значит, иноземцы не узнали тебя? - спросил его король.
     - Нет, узнали, государь. Я  встретил  одного  рыцаря,  по  имени  Малье
де-Гравиль, как я после узнал. Он как будто верил  моим  словам  и  приказал
даже подать мне вина и закуски, но вдруг сказал:  "Ты  -  шпион  Гарольда  и
пришел узнать число наших войск. Будь же по-твоему -  следуй  за  мной!"  Он
схватил мою руку, не обращая внимания на мое смущение, и повел  меня  сквозь
ряды армии, которая так велика, что, кажется, ее  и  не  определить  числом.
Странно, однако, то, государь, что я заметил в ней  больше  рыцарей,  нежели
ратников.
     - Да ты шутишь?! - воскликнул с изумлением Гурт.
     - Нет. Я видел действительно.
     Король продолжал расспрашивать лазутчика, улыбка его исчезала  по  мере
того, как он узнавал подробности военных приготовлений норманна.
     Отпустив шпиона, он обратился к братьям.
     - Как вы думаете: не лучше  ли  нам  убедиться  во  всех  этих  чудесах
собственными глазами? - спросил он. - Ночь темна, наши лошади не  подкованы,
нас никто не услышит... Ну, что скажете на это?
     - Ты недурно придумал! - ответил Леофвайн. -  Мне  действительно  очень
хочется взглянуть на медведя в самой его берлоге... пока он еще  не  отведал
моего меча.
     - А меня просто  бьет  лихорадка,  -  сказал  Гурт,  -  и  я  не  прочь
поосвежиться в ночном воздухе.  Едем:  мне  известны  все  тропинки  в  этой
местности, потому что я тут часто охотился. Надо только  подождать  немного,
пока все не успокоится вокруг нас.
     Было уж около полуночи, и везде царствовало  гробовое  молчание,  когда
Гарольд с братьями и племянником выехал из лагеря.

     "Не было с ними провожатых,
     Ни пеших, ни конных,
     Не было с ними ничего,
     Кроме щита, копья и меча."

     Так  говорит  первый  певец  норманнских  подвигов.  Гурт  повел  своих
спутников мимо часовых в лес. Они старались держаться направления, в котором
виднелся отблеск огней, светившихся в норманнском лагере.  Армия  Вильгельма
отстояла от саксонских передовых постов  только  на  расстоянии  двух  миль.
Линии ее были сдвинуты так тесно, что разведчикам можно было составить  себе
приблизительно верное понятие о численности неприятеля,  с  которым  они  на
другой же день должны были вступить в бой. Саксонцы остановились в  лесу  на
небольшом возвышении, перед широким рвом, через который неприятелю не  скоро
удалось бы перебраться, если  б  он  заметил  разведчиков,  так  что  им  не