время таилась в моем сердце! - сказал мрачно король.
     - Ты думал отступить со всем воинством к Лондону, - перебил его Гурт, -
и избегать сражения, пока силы наши не будут равны силам норманнов?
     - Да, я думал об этом, - ответил Гарольд.
     - Так полагал и я, - сказал печально Гурт. - Но теперь слишком  поздно.
Теперь такая мера равносильна побегу и не доставит нам  выгоды  отступления.
Молва разнесет приговор  французского  двора.  Народ  упадет  духом,  явятся
притязания на английский  престол  и  -  царство  распадется  на  враждебные
партии... Нет, все это немыслимо!
     - Да, - повторил Гарольд. - И если наше войско не может отступить -  то
кому стоять тверже, как не вождю его и его королю? Мне, Гурт, послать других
бороться с неприятелем и бежать от него? Мне утвердить ту клятву, от которой
освободили меня и совесть и закон, - бросить дело зашиты моего  государства,
предоставив другим насильственную смерть или славу победы?.. Гурт, ты жесток
ко мне! Мне ли опустошать мою родную землю, истреблять ее нивы,  которых  не
могу защитить от врага? О,  Гакон!  Так  поступают  одни  только  предатели!
Преступна моя клятва, но я не  допускаю,  чтобы  небо  за  проступок  одного
человека карало весь народ! Нам нечего бояться  грозных  норманнских  сил  и
наветов молвы! Будем крепко стоять в своих крепких окопах. Составим из  себя
железную преграду - и волна разобьется об нас, как  об  скалу...  Не  зайдет
завтра солнце, как мы это увидим! Итак до, завтра,  братья!  Обнимите  меня!
Идите и усните! Вы пробудитесь завтра при громком звуке труб, зовущих нас на
бой за дорогую родину!
     Графы медленно удалились. Когда все уже вышли, Гарольд окинул быстрым и
беспокойным взглядом походную палатку и преклонил колена. Он  тяжело  дышал,
его душила страшная, глубокая тоска! Он поднял кверху  бледные,  трепетавшие
руки и произнес со стоном и горячей мольбой:
     - Правосудное  небо!  Если  проступок  мой  не  подлежит  прощению,  да
обратится твой гнев на одного меня. Не карай мой народ! Спаси мое отечество!


ГЛАВА VII

     Четырнадцатого октября 1066 года войско Вильгельма построилось в боевой
порядок. Одо принял от войска обет - во всю жизнь свою не есть мясной пищи в
годовщину этого дня. Он сел на своего белоснежного скакуна и стал  во  главе
своей конницы, ожидая брата своего герцога. Войско  было  разделено  на  три
больших рати.
     Первая  из  них  была  под  начальством  Рожера  Монтгомери  и   барона
Фиц-Осборна и заключила в себе все силы Пикардии, Булони и буйных франков: в
ней находились также Годфрид Мартель и немецкий  вождь  Гуго  Алон  Железная
Перчатка. Герцог бретонский и  барон  буарский,  Эмери,  командовали  второй
ратью, состоявшей из союзных войск Бретани, Мена и Пуату.  К  той  и  другой
рати было присоединено много норманнов, под предводительством их собственных
вождей. В третьей рати заключался цвет настоящего  рыцарства,  знаменитейшие
имена норманнского племени. Одни из этих рыцарей носили французские  титулы,
заменившие их прежние скандинавские прозвища, как, например:  сиры  де-Бофу,
д'Аркур, д'Абвиль, де-Монфише, Гранмениль, Лаци, д'Энкур, д'Эпьер. Другие же
еще сохранили старинные имена, под  которыми  их  предки  наводили  ужас  на
жителей берегов Балтийского  моря.  Таковы  были:  Осборн,  Тонстен,  Малье,
Бульвер, Брюс и Бранд. Эта рать находилась под непосредственным  начальством
самого Вильгельма. В ней же находилась главная часть его прекрасной конницы.
Тут же был и запасной полк. Любопытно, что тактика Вильгельма имеет сходство
с  тактикой  последнего  великого  полководца,  как   та,   так   и   другая
основывалась, во-первых, на  силе  и  быстроте  и,  во-вторых,  на  огромной
запасной силе, которая в критический момент обращалась на  слабейшие  пункты
неприятельской армии.
     Все всадники были  покрыты  с  головы  до  ног  кольчугамидротиками и продолговатыми щитами, с изображениями меча или дракона. Стрелки
же, на которых герцог рассчитывал более всего, находились во  всех  ратях  в
значительном числе и были вооружены легче.
     Прежде чем разъехаться по местам, вожди  собрались  вокруг  Вильгельма,
вышедшего из палатки по  совету  Фиц-Осборна  для  того  чтобы  показать  им
висевшие у него на шее знаки. Взойдя на холм,  Вильгельм  приказал  принести
сюда свои доспехи и стал облачаться в них перед лицом своих сподвижников. Но
когда он одевался, оруженосцы впопыхах подали ему вместо нагрудника спинку.
     При виде этой ошибки норманны вздрогнули и лица их  покрылись  страшной
бледностью,  так  как  оплошность  оруженосца   считалась   у   них   плохим
предзнаменованием.  Но  Вильгельм  со  своей  обычной  находчивостью   сумел
изгладить дурное впечатление.
     - Не на приметы надеюсь я, а на помощь Божию, - проговорил Вильгельм со
спокойной улыбкой, - а все-таки это прекрасная примета!  Она  означает,  что
последний будет первым, что герцогство превратится в королевство, а герцог в
короля!.. Эй, Ролло де-Терни! Как наш знаменосец займи принадлежащее тебе по
праву место и держи крепко хоругвь.
     - Благодарю, герцог! - проговорил в ответ  де-Терни.  -  Сегодня  я  не
желаю держать знамени, потому  что  мне  нужно  иметь  руки  свободными  для
управления мечом и лошадью.

     -----------------------------------------------------------------------
     крестовых походов их стали делать искуснее, вдевая одно кольцо в другое.
     -----------------------------------------------------------------------

     - Ты прав, мы же будем в потере, лишив себя такого славного рубаки... В
таком случае тебя заменит Готье де-Лонгвиль.
     - Благодарю за честь государь, но позволь  мне  уклониться  от  нее,  -
отозвался Готье, - я стар  и  рука  слаба,  и  потому  хотел  бы  употребить
последнюю силу на истребление неприятеля.
     - Ради Бога! Что это значит? - воскликнул герцог, краснея от  гнева.  -
Никак вы, мои вассалы, сговорились оставить меня в этот час нужды?
     - Вовсе нет, - возразил с живостью Готье, - но  у  меня  многочисленная
дружина рыцарей и ратников и я не знаю, будет ли она так смело  драться  без
своего вождя?
     - Ты говоришь дело, - согласился Вильгельм, -  иди  в  таком  случае  к
своей дружине. Эй, Туссен!
     На зов приблизился молодой и здоровый рыцарь.
     - Ты понесешь знамя, - сказал ему  герцог,  -  знамя,  которое  еще  до
захода солнца будет развиваться над головой твоего короля.
     И произнеся эти слова, Вильгельм, несмотря на тяжесть  своих  доспехов,