притеснители, как чужеземные бароны и короли! Да не  имеет  никто  мысли  об
отступлении: каждый вершок земли, который вы  отдадите,  есть  часть  родной
земли, что же касается меня, то я твердо порешил: или спасти родину  или  не
пережить предстоящей битвы. Поэтому помните, что глаза мои будут следить  за
всеми вашими движениями. Поколеблется строй или  отшатнется  -  вы  услышите
между вами голос вашего короля. Держите крепко строй. Помните,  те  из  вас,
которые ходили со мной на Гардраду, что тогда только  восторжествовало  наше
оружие над норвежцами, когда наши нападения выбили их из строя.  Учитесь  из
их поражения: ни под каким видом не нарушайте боевого порядка и  я  даю  вам
слово, слово вождя, никогда не покидавшего поля без  победы,  что  враги  не
одолеют вас. В эту минуту ветер гонит корабли норвежцев,  возвращающихся  на
родину с телом павшего короля. Довершите  нынче  торжество  Англии,  положив
груды тел норманнов! И когда,  по  происшествии  многих  столетий,  певцы  и
скальды дальних стран будут воспевать славные подвиги, совершенные за правое
дело, то пусть они скажут: "Гарольд был смел и храбр, как те воины,  которые
бились рядом с ним и сумели наказать врага, задумавшего посягнуть на свободу
их родины!"
     Не успел замолкнуть  восторженный  крик  саксонцев,  закончивший  слова
Гарольда, как с северо-западной стороны от Гастингса показалась первая  рать
норманнов.
     Король, посмотрев несколько минут на них и не замечая  движения  прочих
отрядов, обратился к Гурту:
     - Если это все, - сказал он, - что они дерзают выставить против  нас  -
победа за нами.
     - Подожди радоваться и взгляни туда! - проговорил  Гакон,  указывая  на
ряды, заблестевшие из-за леса, из которого  предводители  саксонцев  следили
прошлой ночью за движениями неприятельской армии.
     Не успел Гакон произнести эти слова,  как  с  третьей  стороны  явилась
третья рать, предводительствуемая самим Вильгельмом. Все рати  шли  разом  в
строгом порядке с намерением атаковать саксонцев: две из  них  двигались  на
оба крыла передового полка, а третья на - окопы.
     Посреди войска,  ведомого  герцогом,  развивалось  священное  знамя,  а
впереди его гарцевал воин-гигант, певший воинскую песнь:

     Про дела Карла Великого
     И про славного Роланда,
     Павшим вместе с Оливером
     В грозной битве Ронсевальской.

     Рыцари-отшельники уж не пели своих священных песен, а глухие и  хриплые
сквозь  забрала   голоса   их   вторили   воинственной   песне   менестреля.
Воин-менестрель  был  очень  весел  и,  видимо,   восторгался   перспективой
предстоящей битвы: он  с  ловкостью  фокусника  подбрасывал  в  воздух  свой
огромный меч и подхватывал его на лету. Он махал им, вертел его как  бешеный
и, наконец, не в силах  обуздать  свою  дикую  радость,  пришпорил  коня  и,
остановившись перед отрядом саксонской конницы, воскликнул громким голосом:
     - На Тельефера! На Тельефера! Кто сразится с Тельефером?
     И голос, и движения воина вызывали кого-нибудь на единоборство.
     Один молодой таи,  знакомый  с  романским  языком,  вышел  из  рядов  и
скрестил меч с менестрелем. Тельефер, отразив ловко удар, подбросил свой меч
в воздух и, подхватив его опять с  невероятной  быстротой  и  силой,  рассек
пополам голову саксонца. Затем, переехав через труп, Тельефер  с  хохотом  и
криком стал вызывать другого противника. На зов  вышел  второй  тан,  и  его
постигла участь товарища. Ужаснувшиеся ратники стали  переглядываться  между
собой, этот веселый  боец-менестрель  со  своими  фокусами,  казался  им  не
рыцарем, а - злым духом. Этого единоборства в начальном сражении  и  в  виду
войска было бы достаточно, может быть, чтобы смутить дух англичан,  если  бы
Леофвайн, посланный перед тем с поручением от короля в окопы, не возвратился
к  своему  отряду.  Беспечное  и  неустрашимое  сердце  его  было  возмущено
надменностью норманна и очевидной трусливостью саксонцев, он пришпорил  коня
и, прикрывшись щитом, направил свою небольшую лошадку на  коня  норманнского
гиганта.  "Иди  петь  песни  демонам,   зловещий   боян!"   -   крикнул   он
по-норманнски. Тельефер бросился быстро, но меч его сломился о щит Леофвайна
и, пронзенный насквозь, боян свалился мертвый под копыта своей лошади.
     Восклицание  горя  прошло  по  всему  войску,  и  даже  сам  Вильгельм,
выехавший  вперед,  чтобы  полюбоваться  удальством  Тельефера,  был  сильно
опечален.
     Леофвайн подъехал к передовым рядам и бросил  в  них  свой  дротик  так
ловко и так метко,  что  рыцарь,  находившийся  шагах  в  двух  от  герцога,
повалился на землю.
     - Любы  ли  вам,  норманны,  шутки  саксонских  фокусников?  -  спросил
Леофвайн, медленно поворотив коня и возвращаясь  к  саксонскому  отряду.  Он
повторил  всем  всадникам  прежнее  приказание:  избегать  прямой  стычки  с
норманнской конницей,  а  тревожить  ее  и  истреблять  отставшихся.  Кончив
распоряжения, он затянул живую  и  веселую  песенку  и  поехал  к  окопам  с
совершенно спокойным и радостным лицом.


ГЛАВА VIII

     Осгуд и Альред приближались на рассвете к мызе, отстоящей не более  как
в полмили от саксонского войска. В ней помещались лошади, на которых  возили
тяжелое оружие, снаряды и запасы. На ней тоже собрался народ обоих  полов  и
всевозможных званий. Некоторые тревожились, другие же, напротив,  болтали  и
шутили, а третьи молились.
     Сам мызник, с сыновьями и с годными в военную службу сеорлями,  прислан
к королевскому войску, к отряду графа Гурта.
     Позади  этой  мызы  стоял  небольшой,  пришедший  в  ветхость  храм,  с
раскрытыми  дверями,  предоставляя  на  случай  опасности  убежище.  В   нем
толпились молельщики.
     Сеорли пристали к некоторым собратьям, которые облокотившись на  низкий
забор, устремили взоры на щетинившееся оружием поле. Невдалеке от  них  и  в
стороне от толпы стояла в глубокой задумчивости  неизвестная  женщина,  лицо
которой было закрыто густым покрывалом.
     Между тем как земля дрожала под движением  норманнских  войск  и  крики
бойцов,  как  громовые  раскаты,  носились  по  воздуху,   два   отшельника,
следовавшие за саксонскими войсками, приехали из окопов к  мызе.  Не  успели
они сойти с лошадей, как толпы любопытных окружили их.
     - Битва началась, - произнес  один  из  них  торжественным  голосом.  -
Молитесь за Англию: она никогда еще не была в такой опасности, как теперь.