исключая одного Гриффита, будет  дарована  жизнь  и  будет  дано  позволение
вернуться на родину. Пусть Гриффит идет к Гарольду, который  примет  его  со
всеми почестями, подобающими  королю.  Пусть  Гриффит  согласится  сделаться
вассалом короля Эдуарда, Гарольд тогда повезет его ко двору, поручившись  за
его жизнь,  и  испросит  ему  помилование.  Хотя  любовь  к  родине  и  долг
воспрещают Гарольду оставить тебя, Гриффита,  самовластным  королем,  но  он
все-таки обещает тебе, что твоя корона перейдет к кому-нибудь из  твоего  же
рода.
     Жрец замолк. На лицах  предводителей  выразилась  радость,  а  двое  из
заговорщиков, все время с непримиримой ненавистью посматривавших на  короля,
побежали наверх, чтобы передать стоящим там воинам слова  Эвана.  Модред  же
подкрался ближе к королю, желая лучше видеть  выражение  его  лица,  которое
было сурово и сумрачно, как туча во время бури.
     Эван снова заговорил, высоко подняв жезл.
     - И хотя я рожден в Гвентленде, который был опустошен Гриффитом и князь
которого был убит Гриффитом же, я тоже, в качестве  служителя  Божия,  брата
всех предстоящих предо мной и сына этой земли, который искренно  сочувствует
угнетенным ее защитникам, умоляю тебя, государь, умоляю во имя этого святого
символа вечной любви  и  бесконечного  милосердия,  чтобы  ты  поборол  свою
суетную  земную  гордость  и  послушался  голоса  мира!  Помни,  что  многое
простится тебе, если ты теперь спасешь жизнь своих последних приверженцев!
     Де-Гравиль, заметив, что условленный знак подан, приблизился к  королю,
украдкой передал ему перстень и шепнул, что ему велел Гарольд.
     Король дико взглянул на рыцаря, потом на перстень, который он судорожно
стиснул в руках... В это мгновение человек взял в нем верх над  королем:  он
забыл о своем народе,  о  своих  обязанностях  и  помнил  только  о  любимой
женщине, которую он  подозревал  в  измене.  Ему  показалось,  что  Гарольд,
посылая этот перстень, насмехается над ним.
     Речь друида осталась не без действия:  предводители  вполголоса  начали
говорить, что королю следует послушаться посла, но в короле снова заговорили
гордость деспота  и  ревность  мужа.  Он  сильно  покраснел  и  нетерпеливым
движением откинул со лба волосы. Подойдя еще на шаг к друиду, он  проговорил
медленно, но громко:
     - Я выслушал тебя, так ты выслушай же теперь и мой  ответ,  ответ  сына
Левелина, потомка Родериха великого: королем  я  родился,  королем  желаю  и
умереть.  Я  не  желаю  покориться  Эдуарду,  сыну  разбойника.  Не  хочу  я
жертвовать правом моего народа и моим собственным для того,  чтобы  искупить
ничтожную жизнь...  Это  право  освящено  Богом  и  должно  сохраниться  для
потомства, оно опять должно владеть всей Британией, а этого не будет, если я
покорюсь. Скажи саксонцу Гарольду от  меня:  ты  оставил  нам  только  камни
друидов в гнезде орла, но  ты  не  можешь  лишить  нас  нашего  королевского
достоинства и нашей свободы: я сойду в могилу свободным королем!.. Даже  вы,
мои славные предводители, не  можете  принудить  меня  сдаться  врагу...  Не
бойтесь голодной смерти: мы не умрем, не отомстив предварительно за  себя!..
Уходи ты, шепчущий рыцарь, уходи и ты, лживый кимр, и скажи Гарольду,  чтобы
он бдительно охранял свои рвы и  валы.  Мы  хотим  оказать  ему  милость  за
милость: мы не желаем больше нападать на него под покровом ночи, но сойдем с
этих вершин при солнечном  сиянии  и,  хоть  он  и  считает  нас  уморенными
голодом, устроим в его стенах прелестнейший  пир  и  себе  и  ястребам,  уже
чующим близкую добычу!
     - Безрассудный, несчастный король! - воскликнул Эван. - Какое проклятие
призываешь ты на свою голову!.. Разве ты хочешь быть убийцей своих подданных
в бесполезной, безрассудной  битве?  Ты  ответишь  небу  за  кровь,  которая
прольется по твоей вине!
     - Замолчи...перестань каркать, лживый ворон! - крикнул король,  сверкая
глазами. - Было время, когда жрецы шли впереди нас, чтобы  ободрять  нас  на
битву, а не устрашать... Друиды научили нас восклицать: "За  Одина!"  в  тот
день,  когда  саксонцы,  неистовые   как   ратники   Гарольда,   напали   на
мас-герменские поля... На голову завоевателя падет проклятие, а не  на  тех,
которые  защищают  свои  дома  и  жертвенники.  Именем  страны,   разоренной
саксонцами, и пролитой ими  крови,  именем  кургана  на  этой  вершине,  под
которым лежат мертвые, слышащие меня, призываю проклятие угнетенных на детей
Горзы и Генгиста! Наступит время, когда и они  в  свою  очередь  почувствуют
сталь чужеземца, царство их рухнет, и рыцари  их  станут  рабами  на  родной
земле! Род Сердика и Генгиста будет стерт со скрижалей власти, и  отомщенные
тени наших предков будут носиться по могилам их племени.  И  хотя  мы  слабы
телом, но дух наш будет бодрым до последней минуты. Соха  пройдет  по  нашим
городам, но только наша нога будет попирать нашу почву, и дела наши сохранят
нашу речь в песнях бардов. В великий день суда Одина, никакое другое  племя,
кроме кимрского, не восстанет из могил  этого  края,  чтобы  дать  ответ  за
прегрешения витязей!
     Голос короля был так оглушителен, выражение его лица так величественно,
так  повелительно,  что  не  только  жрец  почувствовал  к   нему   какое-то
благоговение, но и де-Гравиль, хотя не понимал  его  слов,  склонил  голову.
Даже неудовольствие вождей угасло на  мгновение.  Не  то  происходило  между
ратниками, оставшимися наверху. Они не слышали  слов  своего  государя  и  с
жадностью внимали коварным речам  двух  заговорщиков,  толковавших  им,  что
Гриффит  не  соглашается  на  предложение  Гарольда,  возбуждая  тем  ропот.
Мало-помалу люди совсем взволновались и начали спускаться вниз, к королю.
     Оправившись  от  изумления,  де-Гравиль  снова  подошел  к  Гриффиту  и
повторил свое мирное увещание. Но король сурово махнул рукой и сказал  вслух
по-саксонски:
     - Не может быть секретов между Гарольдом и мной. Вот все,  что  я  тебе
скажу и что ты должен передать в ответ. Благодарю графа за себя, за королеву
и за свой народ. Он поступил благородно, как противник, и как противник же я
благодарю его, но в качестве короля отказываюсь принять  его  предложение...
Венец, который он возвратил мне, он увидит опять еще до наступления сумерек.
Послы, вы получили мой ответ: идите теперь назад  и  спешите,  чтобы  мы  не
обогнали вас на пути.
     Друид вздохнул и окинул взглядом сострадания окружающих. Он заметил  не
без радости,  что  один  только  король  упорствовал  в  своей  безрассудной
гордости.
     Как только послы  ушли,  все  вожди  приступили  к  королю  с  горькими
упреками, и этим  воспользовались  заговорщики,  чтобы  приступить  к  делу.
Яростная толпа бросилась с неистовством на Гриффита, которого окружили бард,
сокольничий и еще несколько верных слуг.
     Друид и де-Гравиль, спускаясь с горы, услышали громкий говор  множества
голосов и остановились,  чтобы  посмотреть  назад.  Они  видели,  как  толпа
сбегала вниз, но на том  месте,  которое  они  оставили,  могли  видеть,  по
неровности местности, только концы пик, поднятые  мечи  и  быстрое  движение