полковника Клэра, капитана Шампобера.
     Сорви-голова заказал обед в ресторане.
     Зуавы,  уже  подвыпившие,  но  еще  держащиеся  на   ногах,  с  песнями
направляются обедать.
     Обед изобилует вкусными яствами, острыми приправами, которые возбуждают
жажду.  Едят  хорошо, но  пьют  еще  лучше.  Соленый  Клюв, профессиональный
пьяница, блистательно оправдывает свое прозвище.
     А Сорви-голова платит, платит за  все, словно  первоклассный банкирский
дом.
     Товарищи, пораженные обилием золота,  струящимся из  его рук,  не верят
своим глазам.
     -- Что ж, ты нашел золотой рудник? -- спрашивает трубач. -- Или получил
наследство?
     Сорви-голова смеется и требует шампанского.
     -- Не продал ли ты  душу черту? Отвечай же мне!  -  настаивает  трубач,
который, пьянея, становится упрямым как мул.
     -- Это, мой  старый трубач, -- восклицает Сорви-голова, -- не больше не
меньше как  московское золото, которое я нашел  в потаенном месте, куда  вас
сведу как-нибудь!
     -- Русское золото? Не может быть!
     -- Да, плата за измену, которую я нашел и взял себе!
     Неосторожные слова, о которых Сорви-голова горько сожалел потом!
     В  самом деле, космополитическое население Камышовой бухты представляло
собой целый  очаг шпионства. Среди этих подозрительных  левантийцев,  хитрых
пронырливых  татар, среди  всех этих  людей, потерявших понятие  о чести, об
отечестве, нашлось много людей, готовых ради денег служить шпионами. Поэтому
в  Севастополе,  в армии  Меньшикова, знали  все, что происходило в  союзной
армии.
     ...Но   время  идет.  Скоро   потушат  огни.  Пора  покидать  ресторан,
заканчивать пирушку.
     Последнее возлияние. Бутылки пусты. Шум, крик, тосты,  песни -- все это
мешается в какой-то хаос. Вдруг зазвучали трубы и барабаны. Тушить огни! Все
здесь   подчинено  военному   режиму,  даже  воровские   лавчонки  и  казино
закрываются, словно по волшебству.
     Сорви-голова платит по счету и выворачивает свои карманы. Все проедено,
пропито до последнего сантима!
     -- Ну и обед! -- говорит Соленый Клюв. -- Один восторг!
     -- Да, замечательный пир! -- повторяют  гурманы, пересчитывая блюда. --
Жареное мясо, суп... филе... овощи и масса всяких вкусных вещей!
     -- Мы съели верблюда!
     -- Не может быть!
     --  Да,  сегодня  утром  верблюд  сломал  себе  ногу...  Его  забили  и
приготовили нам под разными соусами. Мы съели целого верблюда!
     Зуавы громко хохочут и кричат:
     -- Браво! Верблюд! Целый верблюд!
     Пошатываясь,  веселые  и  довольные, они направляются  в  траншею,  где
тянется длинный ряд палаток, ложатся  и засыпают  праведным  сном. На другой
день  адский   патруль  чувствует  себя  скверно,  но  с  обычной  смелостью
принимается за свое дело, полное тревог и опасностей!
     Проходит десять дней. Русские учащают ночные атаки, и -- странная вещь!
-- они всегда проходят успешно.  Измена, предательство помогают им в дерзких
вылазках.  Главный  штаб  меняет пароль два  раза за ночь. Фальшивые батареи
маскируют   настоящие.   Тщательно  скрывается   движение  войск.  Напрасно!
Неприятель  всегда   предупреждается  с  дьявольской  точностью.  Между  тем
начинают  распространяться  разные  слухи  о  людях,  которые  бесконтрольно
куда-то уходят, Бродят около русских укреплений, делают что хотят. Можно  ли
доверять этим людям, можно ли быть уверенным в их честности, верности долгу,
отечеству и  знамени? Начинают  говорить  об  адском патруле  и,  наконец, о
Сорви-голове.  Кто  первый  назвал  его?  Трудно сказать. Какой-то  коварный
аноним. Да, Сорви-голова --  предатель!  Этот  пир, заданный им товарищам...
Позорная оргия, где адский патруль хвастался русским  золотом! Это золото --
цена его измены,  его бесчестия! А ночные  отлучки  Сорви-головы? Ночью  его
видно   всюду.  Он  подглядывает,   подслушивает,  подстерегает,   исчезает,
появляется  у своих  друзей  --  русских.  Конечно, он изменник! И на  груди
изменника крест Почетного Легиона!
     Теперь уже громко обвиняют в измене этого неустрашимого  солдата, этого
храбреца,  которому завидуют втайне. Так  продолжается целую неделю. Наконец
гроза разражается.
     Однажды после полудня Сорви-голова, свободный и веселый, один гуляет по
улицам,  наблюдая уличную  жизнь. Он  надеется  встретить  товарища, который
поможет ему истратить деньги, только что полученные от отца.
     Но  Сорви-голова встречает сержанта  Дюрэ, которого он  не видел  после
того  драматического  эпизода.   Как   кавалер  ордена  Почетного   Легиона,
Сорви-голова имеет право на салют солдат и унтер-офицеров.
     Ему  лично это вовсе  не  нужно, но эта честь отдается кресту Почетного
Легиона --  символу  военной заслуги,  как выражение  величайшего уважения к
солдату со стороны отечества.
     Остановившись  в четырех  шагах  от зуава,  сержант Дюрэ посмеивается и
закладывает руки за спину, чтобы показать свое пренебрежение.
     Сорви-голова  чувствует легкую дрожь  --  предвестник гнева, и  говорит
спокойным голосом:
     --  Сержант, устав  требует, чтобы вы отдавали  честь  кавалеру  ордена
Почетного Легиона. Потрудитесь повиноваться уставу!
     Сержант поворачивается, оглядывается,  замечает вблизи отряд линейцев и
злобно отвечает:
     --   Я  не  отдаю  честь  кресту,  опозоренному  изменником,  продажным
негодяем, шпионом русских!
     Эти  ужасные слова падают на зуава, как пощечины. В ушах у него звенит,
в глазах мутится, горло сжимается, сердце перестает биться. Ему кажется, что
он умирает. Дикий вопль вырывается из его груди...
     -- Негодяй...  подлец! Я  впихну эти слова тебе назад в глотку!  Я убью
тебя!
     Яростным прыжком  Сорви-голова кидается на сержанта,  швыряет его,  как
мяч, бросает на землю, вскакивает на него, лелея мысль убить его, истерзать.
     -- Ко мне! Товарищи! На помощь! -- кричит сержант.
     Линейцы бросаются на  зуава.  Их  около десяти человек, предупрежденных
заранее, знающих, в чем дело.
     -- Ах вы  негодяи, десять  против одного!.. И это  французы! --  кричит
Сорви-голова, колотит их ногами, кулаками, валит на землю.
     -- Смелее,  товарищи!  Смелее!  --  кричит  сержант.  --  Держите  его,