набраться    мужества    и    признать:    человек,    познавая
действительность,    практически    никогда    не   имеет   дел
непосредственно с этой действительностью,  но  лишь  с  набором
некоторых символов и кодов, включая собственные ощущения, более
чем   опосредованно   данную  действительность  отражающими.  И
безразлично,  в  какой  именно  форме  искажается   объективная
действительность,  представая  в мозгу то в виде мифологических
картин  и  сцен,  то  в  виде  поэтических  или  фантастических
образов,   то   в   виде   метафизических   схем,   то  в  виде
математических формул.
     Таким образом, каналы символизации и  алгоритмы  кодировки
глубинного смысла бытия и его закономерностей одинаковы как для
науки,  так  и для мифологии. Типичны и возможные искажения при
обоих  способах  осмысления  действительности.   В   результате
свободного    оперирования    символами,   знаками,   образами,
словесными догмами, математическими формулами и  теоретическими
моделями  сплошь  и  рядом  возникают  некоторые  спекулятивные
конструкции, настолько далеко отступающие от отображенной в них
реальности,  что  превращаются   в   прямую   противоположность
объективной истине. Гете называл это "ложным светом знаний". "Я
проклял  знаний  ложный  свет",  -- так перевел соответствующую
строку из "Фауста"  Пушкин.  Не  менее  определенно  высказался
Байрон  в "Манфреде": наука -- "обмен одних незнаний на другие"
(перевод Ивана Бунина).  Густав  Шпет  перевел  эти  слова  еще
резче:

     Наука вся -- невежества обмен
     На новый вид невежества другого.

     Столь  же безапелляционно высказался о сути псевдонаучного
теоретизирования Максимилиан Волошин: "Я призрак истин  сплавил
в стройный бред".
     Другими  словами,  то, что в общественном мнении считается
наукой, на самом деле представляет собой сумму более или  менее
верных  взглядов  на  определенный  фрагмент  действительности,
событие  или   проблему.   Группа   интерпретаторов   объявляет
собственное  видение  вопроса  истиной в последней инстанции и,
обладая монополией на владение  и  распространение  информации,
всеми  доступными средствами старается утвердить в общественном
мнении только свою (а не какую-то другую) точку зрения.  Однако
в  процессе естественной смены поколений (в том числе и ученых)
ранее   господствовавшая   парадигма   (то    есть    некоторая
теоретическая   модель,  объявленная  эталоном),  как  правило,
претерпевает  существенные  изменения,  а  то  и  отбрасывается
вообще.  Это  хорошо  видно на примере разного рода учебников и
справочников:  казалось  бы,   именно   в   них   сосредоточена
квинтэссенция  последнего  слова науки. Но нет -- сегодня никто
не учится по учебникам, написанным несколько десятилетий  назад
и  тем  более  --  в прошлом или позапрошлом веке. Точно так же
спустя некоторое время и на лучшие нынешние учебники  (а  равно
-- энциклопедии и справочники) будут глядеть, как на допотопный
анахронизм.
     Безусловно,  как  существуют  научные  факты и истины, так
были, есть и всегда будут их правильные истолкования,  а  также
новые  эпохальные  открытия  --  все,  что  составляет гордость
человеческой  цивилизации   и   обеспечивает   ее   непрерывный
социальный  и  научно-технический  прогресс. Тем не менее общее
количество   незыблемых   истин,   отвоеванных   человеком    у
бесконечно-неведомой природы, более чем ограничено, и обретение
их  никогда не завершится. В этом, собственно, и состоит суть и
смысл научного познания. Все остальное -- мифы, беллетристика и
околонаучные легенды.
     Таким образом, всякий миф, фольклорный  образ,  имеют  под
собой  такое  же  реальное  основание,  как  и  научный факт. И
заложенный  в  обычных  мифах  первоначальный  смысл  поддается
строго    научному   анализу   и   реконструкции.   Итальянский
фольклорист Джузеппе Питре (1843 -- 1916)  проницательно
напутствовал всех, кто прикасается к неисчерпаемой сокровищнице
народного творчества и народной памяти: "Философ, законодатель,
историк -- всякий, кто хочет понять свой народ до конца, должен
присматриваться  к  его  песням, пословицам, сказкам, а также к
его поговоркам, отдельным выражениям и словам. За словом всегда
стоит его значение,  за  буквенным  смыслом  --  смысл  тайный,
аллегорический,  под  странным  пестрым одеянием сказки кроется
история и религия народов и наций"18. Все сказанное относится и
к закодированным в мифологических сюжетах и образах сведениям о
реальных событиях далекого прошлого, о стародавних общественных
отношениях и нормах поведения, об  устройстве  мироздания,  его
происхождении  и  законах, о катастрофах и великих переселениях
народов. Рассмотрению  этого  как  раз  и  посвящена  настоящая
книга.

     ЧАСТЬ 1

     Как не любить свой край северный,
     Много ведь чудности в нем, много прелестей:
     Зимой-то у нас стоят снежочки белые,
     На земле блестят, будто светлы звездочки,
     А льды наши зимние блестят, будто браманты,
     Морозы выигрывают, будто струны серебряные,
     А ночное сияние очень чудное, очень дивное,
     Уж мы любим нашу зимушку морозную, студеную.
                                  Марфа Крюкова

     Вопрос  о глубинных корнях русского народа, других народов
Земли всегда  волновал  русские  умы.  С  него,  собственно,  и
начинается   Несторова  летопись.  Здесь  явственно  обозначена
начальная точка  отсчета  нового  витка  истории  человечества,
последовавшего  после  глобальной мировой катастрофы, и резкого
изменения лика планеты (в Библии  данный  вселенский  катаклизм