и -- увы -- человеческие. Приведенное четверостишие -- дошедший
сквозь тысячелетия вопль объятой ужасом жертвы. Ужас  этот  был
так  велик,  что  он повергает в трепет и современного читателя
(слушателя)  --  особенно  ребенка.   Представляется,   что   и
рифмованные  строчки причитания сохранились от тех невообразимо
далеких  дней  (счет  может   идти   на   многие   тысячелетия)
практически в неизменном виде.
     Чтобы   понять  это,  не  требуется  применения  какого-то
особого научного метода или инструментария. Достаточно захотеть
увидеть  то,  что  само  по  себе  самоочевидно.  При   анализе
фольклорно-мифологического материала не требуется усложнять или
затуманивать  самые  простые вещи. Так, при анализе древнейшего
космического мировоззрения излишне надуманной  и  искусственной
выглядит   широко   распространенная  интерпретация  известного
английского  этнографа  и  исследователя  первобытной  культуры
Эдуарда  Тайлора  (1832  --  1917).  По его утверждению,
популярная французско-немецкая сказка  о  Красной  Шапочке  (ее
литературная  обработка  есть  и  в  сборнике  Шарля Перро, и в
сборнике братьев Гримм) относится к солярным мифам о восходе  и
закате   Солнца,   где  Красная  Шапочка  олицетворяет  дневное
светило, которое проглатывает чудовище-оборотень, --  принявшее
облик  волка.  Исчезновению  (затмению)  Солнца приходит конец,
когда  охотники  убивают  Волка   и   вспарывают   ему   брюхо.
Аналогичным  образом  Тайлор  интерпретировал  русскую народную
сказку  о  волке  и  семерых  козлятах,  где  последние   якобы
символизируют  лишние  Солнца  (первоначальная  множественность
солнц --  одно  из  устойчивых  мифологических  представлений),
которые проглатывает волк, оставляя одно-единственное48.
     Подобную  космогоническую  реконструкцию  можно продолжать
как угодно долго и подвести под нее чуть ли не  весь  фольклор,
наподобие    того,    как    в    XIX    веке    мифологическая
(метеорологическая) школа в фольклористике ухитрялась  подвести
под   атмосферные   и   небесные   явления   любое  фольклорное
произведение и весь пантеон  индоевропейских  Богов.  Например,
просто    напрашивается    на   космологическую   интерпретацию
европейская сказка о Белоснежке (Снегурочке), изгнанной из дома
злой мачехой и повстречавшей семь гномов.  В  русской  народной
версии  Белоснежка становится царевной, а место гномов занимают
богатыри или даже добрые разбойники. Интерес с  космологической
точки  зрения  тут представляет число покровителей преследуемой
злыми силами (мачехой) героини.  Традиционно  их  семь,  но  во
многих  вариантах  фигурирует  число двенадцать, как, скажем, в
первоначальной записи текста услышанной сказки, которую  сделал
Пушкин49 (в стихотворной обработке число богатырей стало семь).
Если  при  этом  Белоснежка  (Снегурочка) олицетворяет Луну, то
двенадцать  ее  братьев-защитников  --  это  двенадцать  лунных
месяцев.  В известной словацкой сказке об изгнанной падчерице и
двенадцати  братьях-месяцах  последние  так  и  названы  своими
именами.
     Допустимо  истолкование  семи  богатырей (гномов) как семи
небесных  светил  (больших  и  малых),   доступных   наблюдению
невооруженным  глазом и известные всем древним народам: Солнце,
Луна, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн, Меркурий.  В  таком  случае
Белоснежка-Снегурочка  или  замещающая их безымянная царевна --
реминисценция (т.е.  смутное  воспоминание)  о  древней  Богине
Земле  (Мать Сыра Земля, Деметра), над которой восходят и ходят
все семь светил. Подобная интерпретация  вполне  допустима.  Но
она  должна быть комплексной и зависеть не только от развитости
воображения, но и от суммарного учета всех имеющихся данных  --
истории   (включая   археологию),   языкознания,   мифологии  и
искусства.
     Испокон веков русские люди не просто созерцали  окружающую
их Вселенную, скрупулезно вели счет времени по движению Солнца,
Луны  и  других  небесных  светил,  фиксируя накопленный опыт в
знаниях о календарных циклах, временах года, их особенностях  и
последовательности.  Русского человека всегда волновали и более
фундаментальные, философские вопросы: о происхождении Вселенной
(Белого  света),  звездного  неба,  Солнца,  Луны,  Земли.  Как
правило,   они  задавались  в  поэтическо-образной,  подчас  --
иносказательной  форме.  Примером  может   служить   знаменитый
русский  "духовный  стих"  о  начале  всего  сущего,  именуемый
Голубиной книгой, о котором  уже  неоднократно  упоминалось.  В
начале   своего   творческого  пути  Николай  Константинович
Рерих (1874 -- 1947) создал картину "Голубиная книга" (рис.
119), где в обобщенно-символической форме попытался  воссоздать
образ   вселенской  книги,  упавшей  с  небес  (из  Космоса)  и
включавшей в себя всю мудрость мира.
     Опровергая ходячие представления об отсутствии у  русского
народа  склонности  к умозрительному мышлению, один из пионеров
изучения народного мировоззрения и быта -- Николай  Иванович
Надеждин (1804 -- 1856) ссылался именно на Голубиную книгу,
как  на  ярчайший  пример  космогонической  культуры. Голубиная
книга  --  своего  рода   квинтэссенция   древнейшей   народной
мудрости,   содержащая   в   себе  ответы  на  вопросы,  "смело
посягающие на  то,  что,  по  нынешнему  распределению  знания,
относится  к  высшим  умозрительным  задачам  -- природоведения
вообще, и в частности -- землеведения!"50.
     Первая запись "Стиха о голубиной  книге"  (всего  известно
свыше  тридцати  вариантов)  содержится  в знаменитом "Сборнике
Кирши Данилова". Здесь, несомненно, сохранились  отзвуки  самых
глубоких  времен, доходящих до источника общего и для индийских
Вед, и  для  русского  фольклора.  Недаром  заветная  книга,  о
которой   пели   сказители,   именуется  "голубиной",  то  есть
"глубинной" (что означает одновременно и "древняя" и "мудрая").
О   языческом   происхождении   легенды   о   Голубиной   книге
свидетельствует   написанное   в   XIII   веке   житие  Авраама
Смоленского, который был обвинен в ереси за чтение и  почитание
"глубинных  книг".  Однако Голубиная книга менее всего является
объектом  внимания  одной  лишь  ученой   книжности.   Главными
пропагандистами   и   распространителями   былинно-песенного  и