инженера-испытателя. Так сказать, напоминал о джентльменском  соглашении.  И
Королев вроде бы подтвердил: "В трехместном, конечно, по крайней  мере  один
инженер полетит".  Ничего  тогда  точно  не  обговаривали,  да  и  не  могли
обговаривать. В апреле были выпущены исходные данные для  конструкторских  и
электрических отделов по будущему "Восходу", а в мае С.П.  отпустил  меня  с
группой инженеров КБ на медицинское обследование в тот  самый  госпиталь,  в
котором когда-то побывали вместе.
   Кто может быть  уверен  в  своем  здоровье?!  Тем  не  менее  комиссию  я
неожиданно прошел без серьезных замечаний. Признали годным. Хотя врачи  были
весьма придирчивы. Впоследствии  они  мне  рассказывали,  что  тогда  им  не
понравилось (а я, дурачок, имел глупость в этом признаться!), что у  меня  в
детстве была язва желудка, хотя тогда же ее и вылечили и за  прошедшие  годы
никаких последствий не было. Но для летчика язва желудка -  плохой  признак:
эмоциональный человек. Ну и, естественно, моя  близорукость.  Она  вообще-то
врачей не очень смущала, а в очках зрение у меня достаточно хорошее,  и  все
реакции в норме. Конечно, я сам своих  очков  несколько  стеснялся  и  после
медкомиссии  стал,  где  надо,  появляться  без  них,  дабы  кто-нибудь   из
начальства не задумался вдруг на эту тему. Очень поддерживал меня и  помогал
советами  Е.А.  Федоров,  фактический   руководитель   медицинского   отбора
космонавтов. Это было в мае, а 10 июня, утром, меня вызвал  к  себе  С.П.  и
объявил, что отпускает на подготовку к полету.
   Я воспринял это  как  нежданное  и  непонятно  как  свалившееся  на  меня
счастье. Дело в том, что тогда мы начали работу над проектом "Восход-2",  на
котором должен был быть во время  полета  осуществлен  выход  из  корабля  в
открытый космос. В  КБ  уже  шла  разработка  технической  документации  для
будущего корабля "Союз". В те же дни у нас бурно обсуждались варианты полета
на Луну.  Королев  и  Мишин  решительно  поддерживали  однопусковой  вариант
полета, осуществляемый по американской схеме, принятой в проекте "Аполлон".
   Я  был  категорически  против  этого  варианта,  так  как  энергетические
возможности американской ракеты "Сатурн-5" по крайней мере  в  полтора  раза
больше, чем разрабатывавшейся у нас ракеты Н1. У американцев масса  ракетной
системы, стартующей с орбиты спутника Земли к  Луне,  составляла  около  130
тонн, а наша Н1 в лучшем случае  могла  вывести  на  орбиту  спутника  Земли
только 75-85 тонн! Обещали увеличить, но когда и насколько? Через  несколько
лет увеличили примерно до 95 тонн.  Но  и  этого  не  могло  хватить,  чтобы
"свести концы с концами": наши расчеты и проработки по  составу  и  массовым
характеристикам конструкции и оборудования орбитального и посадочного лунных
кораблей определенно показали, что с лунными кораблями никак не укладываемся
в предлагаемые лимиты массы.
   9 июня 1964 года, вечером, в кабинете Крюкова (тогда заместителя главного
конструктора по проектированию ракет) собрались Королев, Бушуев и  я,  чтобы
еще раз поговорить об этом варианте проекта.  Я,  как  и  раньше,  предлагал
трехпусковую схему со сборкой на орбите спутника Земли  ракетного  комплекса
стартующего с этой орбиты к Луне. Общее мнение явно не складывалось, и,  как
обычно в таких случаях, я остался в одиночестве. Тогда Королев решил зайти с
тыла.  "Если  возьметесь  за  проект,  отпущу  на  подготовку  к  полету  на
"Восходе"". Нечестный прием! Но я  растерялся  всего  на  несколько  секунд:
"Нет,  не  возьмусь,  проекта  не  получится".  Разошлись,  ни  о   чем   не
договорившись. Расстроенный, я уехал домой. "Все! Не полететь мне!" А наутро
С.П. вызывает к себе и сообщает, что отпускает меня на подготовку к  полету.
Тут уж терять время  на  размышления  было  нельзя  (а  чего  это  он  вдруг
расщедрился?). В то же утро передал  все  текущие  дела  своим  товарищам  и
рванул (пока С.П. не передумал!) из Подлипок в Центр подготовки космонавтов.
Вскоре, когда заехал как-то в КБ, узнал,  что,  как  только  я  исчез,  С.П.
вызвал моих товарищей и поручил им работу над лунным проектом. Им,  конечно,
с С.П. спорить было трудно. Да и, может быть, они  понадеялись  на  какое-то
чудесное, еще не придуманное решение (ну, например,  лететь  к  Луне  только
одному  космонавту!).  Так  или  иначе  работа  над   лунным   проектом   по
однопусковой схеме пошла.
   Так  что  с  тех  пор  у  меня  остались  сомнения  в   том,   чем   была
предоставленная мне возможность подготовки к полету - премией за работу  над
"Востоком" или способом устранения строптивого  проектанта,  дабы  не  мешал
работам над однопусковой схемой экспедиции на Луну.
   И все же в  том,  что  мне  тогда  удалось  полететь,  я  целиком  обязан
Королеву: он не только вовремя отпустил меня на подготовку,  но  и  помог  в
борьбе с врачами ЦПК и Каманиным, которые перед самым  полетом  вновь  стали
возражать против моего участия в полете. Опять речь зашла о  давнишней  язве
желудка и о зрении.
   Подготовка наша началась за четыре месяца до старта. Экипаж  формировался
не сразу. Готовились поначалу два экипажа. В моем  экипаже,  вернее  группе,
было первоначально четыре человека. Кроме  меня,  в  нее  входили,  Владимир
Комаров, командир; Василий Лазарев (летчик, имевший еще одно  образование  -
врач); Сорокин  (врач  ЦПК).  Другой  экипаж  состоял  из  командира  Бориса
Волынова, врача Бориса  Егорова  и  инженера  Георгия  Катыса  (кажется,  из
Института автоматики и телемеханики Академии наук). Со временем обнаружилось
стремление ВВС не допускать к полету ни меня, ни Катыса.
   Почему Каманин и ВВС воевали против Катыса  и  Феоктистова?  В  лоб  этот
вопрос не ставился, но сомнений у меня на этот счет не было. Смешные люди  -
пытались сохранить искусственно созданную монополию на  космиче-ские  полеты
представителей  ВВС.  Кроме  нас  с  Катысом,  остальные  пятеро  из  группы
подготовки были военные, офицеры ВВС. Даже Егоров был  военным  врачом,  еще
недавно работавшим в военном авиационном медицинском институте. Сама попытка
сохранить эту монополию говорила об уровне мышления и о чисто  ведомственных
целях,  которые  преследовала  команда  ВВС.   Но   это,   конечно,   сильно
закамуфлированное и обтекаемое объяснение. Цели были самые корыстные.
   Катыс, рыжеватый, длинный  парень,  должен  был  бы  стать  моим  главным
конкурентом.  Но  тут  все  оказалось  нормально.   И   чувство   юмора,   и
интеллигентность. У нас были нормальные отношения. Когда в первый раз увидел
его и узнал, откуда он, внутри шевельнулось возмущение: "А ты-то  здесь  при
чем?"  Потом  я  понял,  что  это  наверняка  С.П.,  "приторговывая"  местом
инженера, предложил Келдышу кого-нибудь выделить от АН ("Каков?!" -  озлился
я). Ну, Катыс, естественно, как и  любой  на  его  месте,  не  отказался  от
заманчивого предложения.
   Начали они с Катыса и как-то ненавязчиво к концу лета "укатали"  его.  Он
мне рассказывал, что его приглашали  в  партком  Центра  подготовки  (или  в
политотдел?) и задавали ему "коварные" вопросы: "Почему вы  не  в  партии?",
"Не собираетесь ли вступать в партию?" Катыс был в панике и советовался: что
делать? вступать? С одной стороны, и лицо не хотелось терять, а с  другой  -
"ведь  не  пустят?".  Ну  что  я  мог  посоветовать?  "Держись!"   Но   ведь
действительно не пустят! Каждый порядочный человек рано или поздно  проходил