буря. Грешником прожил гере Шетер, и не хочется ему умирать:

                Корабль закачало, и киль задрожал,
                Гер Шетер в каюту пошел,
                Гадальную книгу и кости достал,
                И высыпал он их на стол.
                Последний, друзья-корабельщики, час,
                Последний нам час наступил!
                Узнаем, кто более грешен из нас,
                Кто более всех согрешил!

     Гере  Шетер  мечет  жребий, он падает на него. Воющими голосами матросы
пели:

                И начал товарищам каяться он
                В своих превеликих грехах
                Невест он позорил, обманывал жен,
                Кощунствовал в божьих церквах...
                Не знал, не боялся он грозных судей,
                Ходил по дорогам с ножом,
                И грабил и резал невинных людей,
                Закапывал в землю живьем...

     Матросы   пели;  констапель  Клас,  под  звуки  песни,  в  предвечерних
сумерках,  на  соленом океанском ветру, рассказывал о богатствах московитов.
Наемники  слушали  жадно,  зрачки  их светились так, словно им стоило только
протянуть  руку,  чтобы  схватить  жемчуга,  червонцы,  дорогую  парчу, меха
соболей  и  чернобурых  лисиц.  И  о русских женщинах рассказывал всеведущий
Клас.  По  словам  констапеля  выходило,  что русские красавицы - статные, с
высокой грудью, румяные, податливые...
     Московия  казалась  близкой.  Еще  несколько  дней  океанского пути - и
эскадра будет у цели.
     Тогда  барабанщики ударят на шканцах "отпуск", и матросы в кольчугах, с
ножами  у  бедер  съедут  в  Архангельск.  Колокола  русских  церквей  будут
звонить,  приветствуя  нового  владыку всего Севера - короля Карла XII и его
храбрых  воинов. Русские бояре, смертельно напуганные флотом его величества,
в  парчовых  шубах  и высоких шапках упадут перед завоевателями на колени. А
матросы  пройдут гордыми шагами по улицам навечно покоренного города и будут
выбирать себе дома побогаче - для грабежа и для любви...

                Не знал, не боялся он грозных судей,
                Ходил по дорогам с ножом,
                И грабил и резал невинных людей,
                Закапывал в землю живьем...

     У   погонной  пушки,  глядя  вперед  на  пенные  морские  валы,  стоял,
задумавшись,  Якоб.  Буфетчик  подошел  к  нему  сзади,  хлопнул  по  плечу,
спросил:
     - Что,  парень?  Обдумываешь приказ его величества короля? Доволен? Еще
бы!  Тебе  повезло,  здорово  повезло.  Ты разбогатеешь на первом же походе.
Слышал,  что  эти разбойники рассказывают об Архангельске? А уж они-то знают
что к чему. В Архангельске мы все кое-чем поживимся...
     - Да, мы поживимся! - без всякого выражения повторил Якоб.
     Он  смотрел  вперед,  в  беспредельный,  ровно шумевший простор океана.
Неподалеку    корабельный    палач-профос    Сванте    Бегге,    вплетая   в
плетку-треххвостку пули, выводил жалостным тенором:

                Ах, если б господь смилосердился к нам,
                Привел воротиться бы в дом:
                Я церковь построил бы, каменный храм,
                И всю обложил бы свинцом...

     Капеллан  эскадры,  коленопреклоненный, молился в своей каюте, половину
которой  занимал  ствол  пушки. Бормоча псалом, старик морщился, разбойничья
песня мешала ему беседовать с богом.

                Я церковь построил бы, каменный храм,
                И всю обложил бы свинцом...

     Фру  Юленшерна  слушала  песню,  мечтательно глядя в пенный, серо-белый
океан.   Полковник   Джеймс,  сопровождая  прогуливающуюся  по  кораблю  фру
Маргрет,  думал  о том, как потребует себе белого коня, чтобы на нем въехать
в  дымящийся  пожарищами, черный от копоти, распростертый перед победителями
город Архангельск.
     Эскадра  шла на всех парусах, шведские флаги трепетали на мачтах, ветер
свистел в снастях, соленые океанские брызги налетали на палубу.
     Далеко-далеко мелькнули и исчезли огни Ставангера.
     Матросы пели последний куплет песни:

                И только он эти слова произнес,
                Вдруг стало, как ночью, темно,
                Попадали мачты, корабль затрещал
                И канул на черное дно...


 
НАШЕСТВИЕ


                                             Прошу, прошу, Карла шведский,
                                             На квартиру на мою, -
                                                У меня есть, Карла шведский,
                                                Чем попотчевать тебя:
                                             У меня есть пироги,
                                             Они в Туле печены,
                                                Они в Туле печены,
                                                Черным маком чинены;
                                             У нас есть сухари,
                                             Только зубы береги,