- Я  имел  честь участвовать в бомбардировании этого города в тот день,
когда  соединенная  эскадра  решила  покончить с датчанами. Линейные корабли
стояли  как раз за тем мысом. Я служил тогда канониром на стопушечном "Хук".
Надо было видеть, что тут делалось...
     Матросы  вздыхали:  вот  бы  здесь  погулять! Датчане, небось, притихли
после  того,  как их заставили выйти из союза с Россией и Польшей. Теперь-то
они поняли, кто настоящий хозяин их страны.
     - И  все-таки  мы  их  не  добили  до  конца!  -  сказал  боцман  Окке,
прозванный   "Заячий   нос"   за   то,   что  всегда  шевелил  носом,  точно
принюхиваясь.  -  Мы  их  не  добили! Пятьдесят лет тому назад мы им здорово
всыпали,  но  тоже  не  до  конца.  Шведский  флаг над городом - вот что нам
нужно. Вы видите городскую ратушу? Вот там и должен быть шведский флаг...
     На баке флагмана ударила погонная пушка.
     - Старик  вызывает  капитана  над  портом!  -  сказал  Сванте  Багге  -
корабельный палач. - Сейчас будет потеха!
     Датчанин  - капитан над портом, высокий человек в синем кафтане и белых
чулках,  -  на  своей шлюпке подвалил с визитом вежливости к борту "Короны".
Парадный  трап  поставлен  не  был.  Матросы  видели,  как побледнел датский
офицер,  когда  ему  предложили  подниматься  по  шторм-трапу  на  глазах  у
гогочущей  команды.  Ни  шаутбенахт, ни капитан корабля Уркварт с датчанином
не  разговаривали.  Беседа  была поручена всего только главному боцману дель
Роблес.
     Боцман  принял  офицера стоя, вопреки правилам учтивости не осведомился
о  здоровье  датского  короля  и  не  сказал, зачем пришла эскадра. Датчанин
молча кусал губы.
     - Ввиду  трудности  похода  ярл шаутбенахт решил спустить часть команды
на  берег! - сказал дель Роблес. - Надеюсь, город приветливо примет моряков,
пришедших  под  славными  флагами  флота  его величества короля Швеции Карла
Двенадцатого, да продлит господь его дни...
     Дель  Роблес  замолчал,  ожидая,  чтобы  датчанин  сказал  "аминь".  Но
датчанин  не  сказал  ничего.  Он стоял, положив руку на эфес шпаги, гордый,
широкоплечий, высокий. Одним ударом кулака он мог бы свалить боцмана с ног.
     - Город  встретит  матросов и солдат его величества как родных братьев?
- сказал дель Роблес. - Магистрат не поскупится на угощение, не правда ли?
     - Город  и  магистрат  не  находятся  в  родстве  с матросами флота его
величества  Карла  Двенадцатого!  -  ответил  капитан  над  портом. - Что же
касается до еды, то датчане издавна никому не отказывали в угощении.
     Через  несколько минут офицер откланялся, запросив время для подготовки
города к встрече "друзей".
     - Сколько вам нужно для этого часов? - спросил дель Роблес.
     - Не  более двух часов начиная с той секунды, когда моя шлюпка подойдет
к берегу.
     Дель  Роблес  согласился. Капитан над портом спустился по шторм-трапу в
свою шлюпку. Команда проводила его гоготом, свистом и улюлюканьем.
     Солнце  уже  давно  зашло,  когда  на кораблях забили барабаны, извещая
матросов  и  солдат о том, что они могут отлучиться на берег. Люди как горох
посыпались  в  шлюпки. Над заштилевшим морем загремели матросские песни, при
свете  полной  луны  шлюпки одна за другой подходили к молчаливому берегу, и
здесь веселье сразу сменялось недоуменными возгласами:
     - Это что же такое? Кавалерия?
     - Да они с мушкетами...
     - Какого черта?
     На  набережной  неподвижно стояли всадники с саблями, короткими копьями
и мушкетами. Лунный свет блестел на стальных панцырях.
     - Зачем  ты здесь стоишь? - спросил Бирге Кизиловая нога у неподвижного
всадника.
     - Проходи  своей дорогой! - ответил тот таким голосом, что Бирге больше
не захотелось спрашивать.
     На  мосту  Книппельсбру,  который соединял город с портом, стояли пешие
солдаты,  опираясь  на  пики.  Билль Гартвуд попробовал пошутить с одним, но
солдат его обругал, и англичанин потерял охоту веселиться.
     - Где  они набрали столько войск? - спросил Убил друга у Сванте Багге -
корабельного  профоса.  -  Всей  Дании разрешено иметь шесть тысяч солдат, а
здесь не меньше тысячи!
     Лейтенант  Бремс, обгоняя матросов, услышал вопрос Убил друга и сердито
ответил:
     - Здесь  нет  солдат,  это  горожане.  Они  хотят,  чтобы  вы вели себя
потише,  вот и все. Как это ни грустно, а ничего не поделаешь. Веселья нынче
не будет, так я предполагаю. И хорошо бы мне ошибиться!
     Город  точно  вымер. Когда шведские моряки вошли в городские ворота, ни
одно  окно  не  светилось. Двери домов были заперты, на тавернах и трактирах
висели  замки,  у закрытых лавок прохаживались караульщики с хрипящими псами
на ремнях.
     Старший   артиллерист   "Короны"   премьер-лейтенант  Пломгрэн  спросил
всадника, показавшегося ему офицером:
     - Что  все  это значит? Почему столько войск? Разве мы не дружественные
державы?
     Всадник ответил:
     - Проваливай, пока я не задавил тебя моим конем, грязный разбойник!
     Пломгрэн  схватился  за  шпагу. Тотчас же из железных ворот, которые до
того   казались   запертыми,   выехали   еще   всадники.  Их  кони  храпели,
сдерживаемые  удилами,  доспехи сверкали при свете катящейся в облаках луны.
Пломгрэн  со  своими  офицерами  стоял  посередине  мостовой.  Их было всего
четверо против многочисленной датской стражи.
     - Идите  куда  вы шли! - сказал всадник. - Идите и разговаривайте между
собою.  На  площади Ратуши вас ждет выпивка и угощение. Идите! Что вам нужно
от  нас?  Дружеской  учтивости? Наша память не так коротка, как вам кажется.
Мы  все  помним.  И  дети  наши тоже будут все помнить! Идите, пока здесь не
пролилась кровь!..
     На  площади  Ратуши  горели  смоляные  факелы и стояли огромные столы с
жареным  мясом,  овощами в сале и белым хлебом. Сорокаведерные бочки с пивом
и  десятиведерные с вином были расставлены у фонтана. У дверей ратуши стояли
караульщики  с алебардами и пистолетами. А вокруг площади неподвижно застыло
не  менее  сотни  всадников, часть которых была ярко освещена луною, а часть
скрыта в тени.
     - Кто  же  нас  будет  угощать?  -  громко крикнул Билль Гартвуд. - Где
хозяева пиршества?
     - Угощайтесь  сами!  -  звонко  ответил  всадник,  лошадь которого била
копытами  у  дома  магистрата.  -  Угощайтесь сами, и пусть бог отпустит вам
ваши грехи!