всех мертвых.
     У старой караулки Таисья остановилась, позвала:
     - Ваня-я-я!
     Сильный ее голос потонул в далеком грохоте пушек.
     - Ваня-я-я! - громче позвала она.
     Пушки  теперь  молчали,  и в тишине она словно бы услышала ответный зов
или стон.
     Проваливаясь  по  колено  в  болоте,  собрав  все  силы, она побежала к
берегу,  к  кустам лозняка. На мгновение ей стало страшно, но она пересилила
страх  и раздвинула руками густые ветви лозы. Тут, на пнях, бревнах-плавунах
и  корневищах,  наваленных  течением  реки,  боком, неудобно лежал человек в
коротком  красном  намокшем  кафтане  и  пристально  смотрел  на  нее серыми
глазами...
     - Не  бойся!  -  сказал  он твердым голосом. - Не бойся меня. Я не враг
тебе  -  я  русский,  а  не шведский человек. Помоги мне подняться и увидеть
вашего  начального  офицера.  Мне  нужно  торопиться,  потому  что силы меня
оставляют, и весьма возможно, что я вскоре умру...
     Таисья  подошла  к  нему  ближе,  ступила  на  качающиеся  плавуны,  он
вцепился  в  ее  руку, но не смог встать и виновато улыбнулся, как улыбаются
сильные и мужественные люди, убедившиеся в собственной слабости.
     - Я  потерял  много  крови, - словно извиняясь, сказал он. - Но ничего!
Еще раз помоги мне...
     Таисья  опять  протянула  ему  руку,  он  стиснул зубы и встал на ноги.
Вместе  они  миновали  топкий  берег и взобрались на пригорок, но здесь силы
совсем  оставили  его,  и,  застонав,  он  опустился на мокрую траву. Таисья
стояла над ним, жалея, и не знала, что делать. Он коротко и часто дышал.
     - Нет!  -  сказал  незнакомец. - Так не будет. Ты пришлешь сюда сильных
мужчин,  которые в короткое время донесут меня до вашего начального офицера.
Жив ли он - капитан-командор Иевлев?
     Таисья кивнула.
     - Жив, только раненый...
     - Я  тоже  сейчас  только раненный, - усмехнулся незнакомец, - но скоро
могу  быть  и  мертвым. Надо торопиться. Иди! И назови капитан-командору мое
имя: Якоб, Яков по-вашему.
     Она  пошла,  повинуясь  силе,  которая  звучала в его голосе, повинуясь
упрямому выражению его серых глаз.
     В  крепости,  на  валах,  барабаны  били  отбой,  весело, торжествующе,
победно  перекликались горны. Таисья спросила, что случилось, - бегущий мимо
матрос крикнул диким, словно пьяным голосом:
     - Виктория! Сдались шведские воры!
     Таисья  поднялась  на  воротную  башню,  -  Иевлева  там  не  было. Под
тяжелыми  тучами,  опять  набежавшими  с  моря, догорала корма "Короны". Нос
корабля,  оторванный  взрывом,  уже  исчез под водою. А на всех других судах
эскадры  ветер  развевал полотнища русских флагов, и было видно, что там уже
хозяйничают  русские  матросы  в своих вязаных шапках и коротких курточках -
бострогах.  По  Двине  же, к крепости и к полоненным кораблям, взад и вперед
деловито  и  быстро  сновали  лодки,  доставляли на суда русских матросов, а
оттуда привозили раненых и сдавшихся шведов.
     На  валах,  на  башнях,  у пушек молча стояли пушкари, не веря еще, что
все  кончено.  Некоторые утирали пот и копоть с лиц, иные крестились, третьи
протирали  орудия  и  переговаривались  друг  с  другом усталыми голосами. В
раскрытые  настежь  крепостные  ворота  стрельцы  вводили пленных; шведы шли
молча, опустив головы; сапоги их гремели по булыжникам.
     Сильвестра  Петровича  Таисья  нашла  сидящим  на  лавке  у  крепостной
церкви,  он  допрашивал  пленного  шведского  офицера.  Таисья наклонилась к
Иевлеву,    шепотом    рассказала    про   человека   в   красном   кафтане.
Капитан-командор  сначала  не  понял, переспросил, но тотчас же велел увести
шведа  и  кликнул  боцмана  Семисадова. Тот пришел, стуча деревяшкой. Иевлев
приказал  ему  собрать без промедления сюда, к церкви, матросов при палашах,
солдат,  стрельцов,  барабанщиков,  горнистов.  Четыре  человека с носилками
бегом  побежали,  куда  показала  Таисья. Иевлев послал за лекарем Лофтусом,
сказал ему по-немецки:
     - Не  знаю,  какой  вы  лекарь,  но  приказываю  вам применить все ваше
искусство  к  тому  человеку, которого сейчас принесут. Если вы спасете его,
ваша судьба облегчится.
     Лофтус  поклонился  низко, прижал растопыренные пальцы к груди. Матросы
уже  подходили,  бережно  и  осторожно  неся  носилки.  Сильвестр Петрович с
трудом  поднялся.  В  одной  его  руке  была  трость,  другой он опирался на
костыль.  Трость  он положил на лавку, свободной теперь рукой выбросил шпагу
"на  караул".  Матросы  с  палашами у плеча, стрельцы с мушкетами, солдаты с
ружьями  -  застыли,  не  понимая,  кого  они  встречают с такими почестями.
Иевлев тихо спросил:
     - Якоб?
     - Яков!   -   ответил  человек  в  красном  кафтане,  приподнимаясь  на
носилках.
     Сильвестр   Петрович  отсалютовал  шпагой,  горны  и  барабаны  ударили
генерал-марш.  Якоб  силился сесть, спутанные светлые его волосы свешивались
на  лоб,  в  глазах дрожали слезы. Иевлев наклонился к нему, заговорил тихо,
сдерживая волнение:
     - Здравствуй,  друг  добрый. Имел о тебе письмо от господина Измайлова.
Нынче отдохнешь, завтра будем говорить обо всем долго. Ранен?
     Якоб ответил спокойно:
     - Предполагаю,  что  ранен  смертельно. Сейчас хочу сказать лишь о том,
что  имел  честь  видеть,  как  свершен был великий подвиг лоцманом, коего я
узнал  и  душевно  полюбил  за  непродолжительное время. Флагманский корабль
"Корона"  был  посажен  на  мель  сим достойнейшим кавалером на моих глазах.
Шведские  офицеры  и  матросы  попытались  тотчас  же  убить  лоцмана, но он
мужественно  сопротивлялся и нанес немало ударов шведам своей сильной рукой,
вооруженной  топором. Ему удалось спрыгнуть с корабля в воды реки, и более я
его не видел... Слава ему вовеки!
     - Слава! - повторил Иевлев.
     Матросы  подняли  носилки,  понесли  Якоба  к  избе Резена - только дом
инженера  не  пострадал  от  шведских ядер. Марья Никитишна обняла Таисью за
плечи,  осталась  с  ней сидеть на лавке возле церкви. За носилками поспешал
Лофтус,   говорил   слова   утешения,  сыпал  учтивостями,  хвастался  своим
искусством.
     Впереди стучал деревяшкой Семисадов, покрикивал:
     - А ну, с пути, православные! Сворачивай!
     Стрельцы,  пушкари,  солдаты,  монахи,  крепостные трудники уже сошли с
валов,  оставили  караулы, ворота, башни; толпились на плацу, отдыхали после