и холмы, и буераки, и вершины лесов. Перекликаясь таким образом посредством
предметов безгласных, в один день на двух отдаленных местах, при Платее и
Микале, они поразили и огромили персов. Появились и у нас в годину
необычайную отряды поселян с своими вестовыми и условными знаками, с своею
народною тактикою, которая часто расстроивает ученую тактику. Быстро
разлетевшееся воззвание на три горы скликивало и соединяло московские
дружины поселян.





                              ПОЖАР МОСКОВСКИЙ

Между тем, когда Мюрат ощупью отыскивал русское войско, исполинская Москва
в обширном объеме своем тонула в море огненном.

"Палаты трещат;
Повозки спешат,
Осями толкаясь...
Народы толпятся;
Все бежит гурьбой;
Улицы струятся
Огненной рекой".

Это описание заимствовал я из стихов, изданных в Париже 1832 года.

Бланшар, сочинитель стихов, назвал их огнем небесным. Кому, чем и как было
гасить в Москве огонь небесный? Кто жег Москву? Никто. В "Правде" графа
Ростопчина, напечатанной им на французском языке в Париже, в этой правде
все неправда. Полагают, что он похитил у себя лучшую славу, отрекшись от
славы зажигательства Москвы. Если можно угадывать неисповедимые судьбы
провидения, то эта слава, без всякого исключения, принадлежит Москве,
страдавшей и отстрадавшей и за Россию и за Европу. Как владелец села
Воронова, граф мог его сжечь, а при Наполеоне Москва отдана была на
произвол провидения. В ней не было ни начальства, гаи подчиненных. Но над
нею и в ней ходил суд божий. Тут нет ни русских, ни французов: тут огнь
небесный. Горели палаты, где прежде кипели радости земные, стоившие и
многих и горьких слез хижинам. Клубились реки огненные по тем улицам, где
рыскало тщеславие человеческое на быстрых колесницах, также увлекавших за
собою быт человечества. Горели наши неправды, наши моды, наши пышности,
наши происки и подыски: все это горело, но-догорело ль? А отчего за два
столетия, то есть 1612 года, в земле русской все стремилось к Москве и в
Москву; и отчего 1812 года все выселялось из Москвы и за Москву? Отчего
1612 года заключали спасение России в стенах Москвы и отчего о той же
Москве 1812 года торжественно повещено было, что сдача Москвы не есть
потеря Отечества? Это решит история, когда созреют события и когда она
вызовет перо историка. Но я замечу только, что сдачи Москвы не было. По
правам народным сдача происходит на положительных и определительных
взаимных условиях. Милорадович просто сказал начальнику авангарда
французов, что если он завяжет при переходе наших войск на улицах
московских бой, то он зажжет Москву. Это угроза, а не условие. Итак, еще
повторяю: Москва была не сдана Наполеону, а отдана на суд божий.





                            ОСОБЕННОЕ ЗАМЕЧАНИЕ

Генерал Бутурлин в записках или в Истории своей о 1812 годе увенчивал графа
Ростопчина славою римского героя, отдавшего Москву в жертву пламени
пожарного. Это было сказано в первом издании, а во втором сочинитель
объявляет, что он давал читать рукопись свою графу и что граф не предъявил
никакого возражения касательно пожара московского. "Но,- продолжает
сочинитель,- увидя "Правду" графа Ростопчина, напечатанную на французском
языке в бытность его в Париже, я предположил, что при нем был какой-нибудь
человек решительный, совершивший великий подвиг пожара московского".

Это смысл, а не перевод. Подлинника у меня нет. 1835 года в сентябре месяце
приехал я из Смоленска в Москву и посетил одного из наших литераторов,
приятеля моего. Увидя меня, он вскричал: "Отыскал, отыскал того, кто сжег
Москву: это вы. Вы были у графа Ростопчина при особенных поручениях, и я
передам потомству в записках моих, что пожар московский ваше дело". "При
особенных поручениях 1812 года я был, духу народному давал направление, но
Москвы не жег и не сжег". Я говорил, что если над Москвою ударит роковой
час, то, подобно афинянам, обрекшим пламени Афины при нашествии Ксеркса, и
мы, сыны России, не усумнимся подвергнуть Москву такому же жребию. Снова и
теперь повторяю: Москву жег огонь небесный. Провидение окинуло в очах
Наполеона гробовою завесою и прошедшее и настоящее и будущее. Он действовал
отдельно от войска своего, отдельно от политических событий.

От Смоленска до Москвы Наполеон шел через огненное море, как же было ему
мечтать, что в огненном потопе пожара московского он вынудит мир? Война
1812 года, война скифская все отдавала в жертву разрушения. Но, еще
повторяю: в России Наполеон затерялся в Наполеоне. Все шло не по нем и мимо
него. А потому солгал бы граф Ростопчин, если б на свой отчет взял пожар
московский, несправедливо укорять в том и Наполеона. Москва, брошенная
круглою сиротою на ратном распутье, Москва горела и сгорела. Потомство не
станет из пучины пожара московского выкликивать имен. Взглянув на объем
1812 года, оно скажет: "Москва горела и должна была сгореть. Трубы были
вывезены, огни бивачные пылали по улицам, гасить их никто не подряжался. В
стенах Москвы воевали и голод, и страх, и огонь, и пожар".





                                  КОЛОМНА