города.
   Мои читатели, возможно, будут удивлены тем,  что  из  такого  множества
систем губернатор Стайвесант не нашел ни одной, которого  удовлетворила  бы;
это можно легко объяснить следующим простым обстоятельством: многие  из  них
были, к сожалению, изобретены значительно позже, а что  касается  остальных,
то он знал о них не больше, чем дитя, которое еще не родилось и  никогда  не
родится. По правде сказать, вполне вероятно, что если бы даже  чертежи  всех
перечисленных сооружений - и множества других в  придачу  -  были  разложены
перед ним, все равно то самое свойство его ума, из-за  которого  он  получил
прозвище Твердоголовый  Пит,  побудило  бы  его  предпочесть  всем  им  свои
собственные измышления. Одним словом,  он  не  пожелал  следовать  ни  одной
системе - прежней, нынешней или  будущей;  равным  образом  он  считал  ниже
своего достоинства подражать предшественникам, о которых никогда не  слышал,
современникам, которых не знал, и еще не родившимся преемникам,  о  которых,
по правде говоря, никогда в жизни и не помышлял. Обладая обширным  умом,  он
был убежден,  что  простейший  способ  часто  бывает  самым  действенным  и,
конечно, легче  всего  осуществимым,  а  потому  укрепил  прибрежную  полосу
грозным  земляным  бруствером,  прочно  облицованным   ракушками   наподобие
распространенных в те дни голландских печей.
   С течением времени эти  мрачные  бастионы  покрылись  приятным  зеленым
ковром из травы и клевера, а их высокие насыпи оказались  под  сенью  широко
раскинувшихся платанов, в листве которых резвились пташки, оглашавшие воздух
веселым щебетанием.  Старые  бюргеры  отправлялись  туда  под  вечер,  чтобы
выкурить трубку в тени деревьев и  созерцать,  как  золотистый  диск  солнца
постепенно опускается на западе, служа эмблемой  того  спокойного  конца,  к
какому они все спешат; а городские парни и девушки прогуливались при луне  в
этом любимом уголке, наблюдая, как серебристые лучи  целомудренной  Артемиды
трепещут на спокойной глади бухты или освещают белый парус  тихо  скользящей
по воде  лодки,  и  обмениваясь  искренними  обетами  вечной  любви.  Таково
происхождение знаменитого места прогулок - _Батареи_,  явно  предназначенной
для военных целей, но на самом деле всегда служившей сладким мирным  утехам:
любимой прогулкой  для  пожилых  людей,  здоровым  пристанищем  для  слабого
инвалида, воскресным отдыхом для пропылившихся ремесленников, местом  многих
мальчишеских шалостей и нежных свиданий влюбленных,  усладой  всех  жителей,
украшением Нью-Йорка и гордостью восхитительного острова Манна-хата.

ГЛАВА VI

   О том, как жители восточной  страны  внезапно  подверглись  дьявольским
козням, и о тех здравых мерах, которые они приняли для их искоренения.

   Обеспечив таким образом  временную  безопасность  Нового  Амстердама  и
предохранив его от всякой неожиданности, отважный Питер заложил в нос добрую
щепотку нюхательного табаку  и,  щелкнув  пальцами,  послал  вызов  великому
совету Амфиктионов и их могучему  богатырю,  удалому  Альександру  Партриду.
Трудно сказать, однако, чем кончилось бы дело, если бы великий  совет  сразу
же не пришел в большое замешательство и между его членами не возникли  столь
же ужасные раздоры, как во время оно в лагере бранчливых греческих воинов.
   Всесильный совет конфедерации, как я рассказывал  в  предыдущей  главе,
уже объявил о своих враждебных намерениях,  и  могучая  колония  Нью-Хейвен,
мощный город Пайкуэг (иначе называемый Уэтерсфилд), знаменитый своим луком и
ведьмами, большой торговый дом Хартфорд и все остальные грозные  пограничные
городки уже пришли в чрезвычайное волнение, принялись  чистить  свои  ржавые
охотничьи ружья и орать во все горло о войне, от которой  они  ждали  легких
побед и великолепной добычи, награбленной в сытых голландских деревушках. Но
этот веселый шум вскоре утих из-за поведения колонии Массачусетс. Пораженные
доблестным духом храброго старого Питера и убежденные рыцарской  прямотой  и
героическим пылом его доводов, они  отказались  поверить  его  виновности  в
бесчестном заговоре, в котором его облыжно обвинили. С  благородством,  коим
они, по моему мнению, заслужили бессмертную славу, они заявили, что ни  одно
решение  великого  совета  конфедерации  не  может   обязать   правительство
Массачусетса принять участие в наступательной войне, если это  правительство
сочтет  таковую  несправедливой  {собрание исторических документов"].}.
   Этот отказ немедленно вовлек колонию Массачусетс и другие  объединенные
колонии в очень серьезные трудности и споры и, несомненно, вызвал бы  распад
конфедерации, если бы великий совет Амфиктионов, решив, что ему  не  устоять
без такого влиятельного члена, как Массачусетс, не увидел  себя  вынужденным
пока что  оставить  мысль  о  военных  действиях  против  Манхатеза.  Такова
изумительная стойкость и могущество пресловутых конфедераций,  состоящих  из
множества упрямых, своевольных, склонных к разладу участников, лишь непрочно
объединенных слабым общим руководством. По сути дела, впрочем, столь  охочие
до войны коннектикутские города не имеют оснований  жалеть  о  том,  что  их
воинственный пыл  оказался  тщетным,  ибо,  клянусь  честью,  если  бы  даже
противостоять объединенной мощи  конфедерации  дюжим  манхатезским  солдатам
оказалось в конце концов не под  силу,  все  же  неустрашимый  Питер  и  его
мирмидоняне {1}, пока суть да  дело,  удушили  бы  спесивых  пайкуэгцев.  их
собственным луком и задали бы другим пограничным городкам такую трепку,  что
на сотню лет отбили бы у янки охоту селиться на чужой земле  или  опустошать
курятники новонидерландцев.
   Была и еще одна причина к тому, чтобы отвлечь внимание славных  жителей
восточных колоний от их враждебных намерений; как раз в это время их страшно
удручали и терзали нашествия князя  тьмы,  вассальных,  подданных  которого,
прятавшихся в их стране,  они  то  и  дело  ловили  и  тотчас  же  всех  без
исключения  поджаривали,  как  соглядатаев  и  опасных  врагов.  Говоря  без
иносказаний,  мы  имеем  сведения,  что  несчастная  "восточная   провинция"
испытывала в это тяжелое время крайнее беспокойство и  замешательство  из-за
множества  беспутных  ведьм,  применявших  самые  странные  способы,   чтобы
обманывать  и  мучить  людей.  Несмотря  на  многочисленные  справедливые  и
жестокие  законы,  изданные  против  "злокозненных  сношений  или  связей  с
дьяволом при помощи волшебства или  чего-либо  подобного"  {record. ["Нью-Плимутский архив"].},  все  же  темные  колдовские  злодейства
продолжали учащаться и получили  такое  пугающее  распространение,  которому
трудно было бы поверить, не будь все эти случаи настолько достоверными,  что
в них не приходилось ни на минуту сомневаться.
   Особенно поразительно то обстоятельство, что  это  страшное  искусство,
которым тщетно  пытались  овладеть  в  своих  утомительных  исследованиях  и
невразумительных изысканиях философы, астрологи, алхимики, теурги  и  другие
мудрецы, оказалось достоянием преимущественно самых невежественных, дряхлых,
уродливых и гнусных старух в округе, у  кого  ума  было  не  больше,  чем  у