открытие пороха озаряет мир - и,  наконец,  грозное  искусство  сражаться  с
помощью  посланий  как   бы   наделяет   демона   войны   вездесущностью   и
всемогуществом!
   Клянусь всем святым,  это  великолепно!  Это  действительно  доказывает
могущество разума и говорит о божественности дара мышления, отличающего  нас
от наших младших братьев -  животных.  Непросвещенные  звери  довольствуются
природной силой, которой их наделило провидение. Разъяренный бык  пускает  в
ход рога, как делали некогда его предки; лев, леопард и тигр только  когтями
и клыками пытаются удовлетворить свою кровожадную ярость;  и  даже  коварная
змея выпускает тот же яд и пользуется теми же уловками, что и ее  праматерь,
жившая до потопа. Только человек,  одаренный  изобретательным  умом,  делает
одно открытие  за  другим,  расширяет  и  приумножает  средства  разрушения,
присваивает себе страшное оружие самого божества и привлекает себе на помощь
все мироздание, чтобы убивать своего более слабого ближнего!
   По   мере    усовершенствования    искусства    войны    соответственно
совершенствовалось и искусство сохранения мира. Но  так  как  я  без  особой
пользы для  дела  был  слишком  многоречив  в  первой  части  этой  поистине
философической  главы,  то  не  стану  утомлять  моего  терпеливого,  но  не
искушенного в науке читателя изложением  всей  истории  искусства  заключать
мир. Достаточно будет сказать следующее: как нами было обнаружено в нынешнем
веке чудес и изобретений, что послание является самым грозным оружием войны,
так выяснилось и то, что не менее остроумным способом сохранения мира  могут
быть бесконечные переговоры.
   Поэтому по мнению  наших  опытных  государственных  мужей,  сведущих  в
подобных вопросах, договоры - или,  правильней  говоря,  переговоры  -  ныне
означают не попытку  примирить  расхождения,  обеспечить  законные  права  и
установить бескорыстный обмен добрыми услугами, а  соревнование  в  ловкости
между двумя правительствами,  из  которых  каждое  старается  перехитрить  и
обмануть другое. Это -  коварное  стремление  мирными  маневрами  и  тайными
интригами добиться тех преимуществ, которые  иначе  государство  вырвало  бы
силой оружия. Так совестливый разбойник с  большой  дороги,  исправившись  и
превратившись в примерного, почтеннейшего  гражданина,  довольствуется  тем,
что обманом завладевает собственностью соседей, которую  прежде  отбирал  бы
силой.
   Действительно, о двух государствах можно утверждать, что они  находятся
в состоянии полного единодушия лишь в тот момент, когда  между  ними  начаты
переговоры и обсуждается мирный договор.  В  это  время  соглашения  еще  не
достигнуты, желания  еще  не  обуздываются  никакими  обязательствами  и  не
возникает поводов для той ревностной, но себялюбивой  заботы  о  собственных
правах, что заложена в нашей природе, и так  как  обе  стороны  надеются  на
какие-то выгоды, то в эту пору оба государства относятся друг к другу  столь
же благосклонно и дружелюбно, как два  мошенника,  заключающие  между  собой
сделку.  Послы  взаимно  высказывают   высочайшее   уважение,   обмениваются
любезными   письмами,   произносят   красивые   слова   и   предаются    тем
дипломатическим заигрываниям, ухаживаниям и  ласкательствам,  которые  столь
приятно щекочут самолюбие участвующих в этой игре  государств.  Итак,  можно
сказать, хотя это и покажется парадоксом, что между двумя  странами  никогда
не  бывает  столь  прекрасного  взаимопонимания,  как  во  время   небольших
недоразумений, и что они находятся в наилучших отношениях, пока  между  ними
нет никаких отношений!
   Так как из всех людей  на  свете,  в  особенности  историков,  я  самый
откровенный и непритязательный, то мне ни на мгновение не приходит в  голову
мысль претендовать на то, что именно я  сделал  упомянутое  вышеполитическое
открытие.  В  сущности  оно   уже   давно   тайно   применялось   некоторыми
просвещенными  правителями  и,  вместе  с  разными  другими   замечательными
теориями,  было  втихомолку  позаимствовано  из   записной   книжки   одного
знаменитого  джентльмена,  бывшего  членом   конгресса   и   пользовавшегося
неограниченным  доверием  министров.  Этому  же  правилу   можно   приписать
изумительную изобретательность, которая проявлялась  в  последнее  время  по
части затягивания и прерывания  переговоров.  Отсюда  же  хитроумный  способ
назначения  послом  или  какого-нибудь  политического  крючкотвора,  мастера
передержек,  искусного  в  проволочках,  софизмах  и   лжетолкованиях,   или
тупоумного государственного деятеля, чьи глупейшие ошибки  и  промахи  могут
послужить предлогом для отказа утвердить принятые им обязательства. Отсюда и
столь  охотно  применяемый  нашим  правительством  замечательнейший   способ
назначать сразу двух, послов. Так как каждый из них  сообразуется  только  с
собственным желанием, стремится  поднять  собственный  престиж  и  соблюдает
собственные интересы, то между ними бывает столько же единодушия и согласия,
сколько вы можете обнаружить у двух любовников одной и той же женщины,  двух
собак, грызущихся за одну кость, двух голых мошенников, претендующих на одну
пару штанов. Итак, разномыслие между послами постоянно порождает отсрочки  и
помехи, вследствие чего переговоры идут как по маслу, поскольку нет  никаких
надежд довести их когда-либо до конца. Из-за всех  этих  отсрочек  и  препон
теряется только _время_, а при переговорах, согласно изложенной мною теории,
все  потерянное  время  возмещается   выигранным   временем   -   и   такими
восхитительными парадоксами изобилуют современные тайны политики!
   Все, изложенное мною выше, общеизвестно, и  я  чувствую,  что  краснею,
отнимая время у моих читателей рассказами о том, что должно было  много  раз
бросаться им самим в глаза. Однако вывод, на который я хотел бы обратить  их
самое  серьезное   внимание,   таков:   переговоры   представляют   наиболее
умиротворяющий из всех  государственных  актов,  но  мирный  договор  -  это
большое политическое зло и один из самых распространенных источников войны.
   В мое время мне редко случалось видеть, чтобы соглашения между частными
лицами не приводили к зависти, ссоре, а нередко и к  полному  разрыву  между
ними;  я  не  знаю  также  ни  одного  случая,  когда  договор  между  двумя
государствами не заставил бы их постоянно чувствовать себя, как на  иголках.
Сколько знавал я деревенских соседей, которые годами жили в  мире  и  добром
согласии, пока какое-нибудь злосчастное соглашение насчет заборов,  колодцев
или заблудившейся скотины не пробуждало в них дух недоверия, сутяжничества и
вражды. А сколько миролюбивых народов оставалось бы  в  самых  дружественных
отношениях,  если  бы  не  повздорили  из-за  нарушения  или   неправильного
толкования договора, который они в недобрый час  заключили,  чтобы  упрочить
свою дружбу.
   С договорами в лучшем случае считаются  до  тех  пор,  пока  чей-нибудь
интерес требует их соблюдения;  следовательно,  они  связывают,  разумеется,
только более слабую сторону или,  другими  словами,  в  сущности  никого  не
связывают. Ни один народ не начнет ни с того ни с  сего  воевать  с  другим,
если не рассчитывает чего-либо этим достигнуть, а поэтому не нужно  никакого
договора,  чтобы  удержать  его  от  применения  силы;  но  если  он   хочет
чего-нибудь добиться, то, судя по моим наблюдениям над политикой государств,