этого предположения. Говоря откровенно, я думаю, что он  не  был  совершенно
неправ в своих подозрениях, ибо на первом же  ежегодном  заседании  великого
совета, происходившем в Бостоне (который губернатор  Кифт  прозвал  Дельфами
этого  воистину  классического  союза),  против  голландцев  были  выдвинуты
тяжелые обвинения не более и не менее как в том, что они  вели  с  индейцами
торг "ружьями, порохом и дробью - торговлю предосудительную  и  вредную  для
колонистов". Правда, о коннектикутских торговцах было  доподлинно  известно,
что они тоже несколько причастны к этой "предосудительной торговле", но ведь
они продавали индейцам такие дрянные ружья, которые разрывались  при  первом
же  выстреле  и,  следовательно,  могли  нанести  вред  только  самим  диким
язычникам.
   Возникновение могучей конфедерации было смертельным  ударом  для  славы
Вильяма Упрямого, ибо, начиная с того  дня,  как  отметили  многие,  он  уже
больше не  поднимал  головы  и,  казалось,  совершенно  пал  духом.  Поэтому
дальнейшее его правление дает мало пищи для пера  историка.  Мы  видим,  как
великий  совет  все  время  усиливается  и  грозит  завоевать  огромную,  но
беззащитную провинцию Новые Нидерланды,  а  Вильгельмус  Кифт  тем  временем
продолжает без конца стрелять своими посланиями и  протестами,  как  храбрый
маленький капитан, стреляющий из всех своих каронад и фальконетов {5}, чтобы
разбить и рассеять водяной смерч, на который, увы!  эти  выстрелы  оказывают
такое же действие, как если бы они были холостыми.
   Последний дошедший  до  нас  документ  об  этом  ученом,  философически
настроенном, но незадачливом человечке представляет собой  длинное  послание
совету Амфиктионов, в котором он злобно  поносит  жителей  Нью-Хейвена  (или
Ред-Хиллса) за то невежливое пренебрежение, с  каким  они  отнеслись  к  его
протесту, направленному по поводу  того,  что  они  селятся  на  девственных
землях в пределах провинции, подвластной  Высокомощным  Господам.  Из  этого
послания,  которое   может   служить   образцом   эпистолярного   искусства,
изобилующим выразительными апофегмами и классическими украшениями  риторики,
я  за  недостатком  места  могу  привести  лишь  следующий  глубокомысленный
отрывок: "Разумеется, слыша, как жители Нью-Хартфорда жалуются  на  нас,  мы
как бы слышим волка из басни Эзопа, жалующегося на ягненка, или же замечание
молодого человека, крикнувшего своей матери, которая бранилась  с  соседкой:
"О, матушка, ругай ее, чтобы она не начала первой ругать  тебя".  Наученные,
однако, предыдущим ходом событий, мы не удивились,  когда  в  ответ  на  наш
протест жители Нью-Хейвена заявили: "_Орел всегда относится с  презрением  к
комнатной мухе_"; тем не менее мы непоколебимы в своем намерении  добиваться
наших прав честным оружием и другими  справедливыми  средствами  и  надеемся
выполнять  без  колебаний  ясные  приказания  нашего  правительства".  Желая
показать, что последняя фраза не была пустой угрозой, Кифт закончил послание
бесстрашным протестом, обозвав весь совет шайкой  скваттеров  и  нарушителей
чужих прав, ибо члены совета устраивают свои  собрания  в  Нью-Хейвене,  или
Ред-Хиллсе, расположенном, как он  настаивал,  в  пределах  провинции  Новые
Нидерланды. На этом кончаются достоверные  сведения  относительно  правления
Вильяма Упрямого, так как в дальнейшем, в тревогах, замешательстве  и  смуте
наступившей эпохи, о нем, видимо, совершенно позабыли, и он отныне  навсегда
ускользает  от  добросовестных  служителей  истории.  По  какой-то  причине,
отгадать которую я не  в  состоянии,  историки  словно  сговорились  предать
забвению само его имя, вследствие чего они  все,  как  один,  воздерживались
даже от упоминаний о его подвигах. И хотя я обманул ожидания этих негодяев и
расстроил их гнусный заговор, все же я ничуть не уверен, что  кто-нибудь  из
их приверженцев, того и гляди, не осмелится выступить и подвергнуть сомнению
достоверность  тех  или  иных  из  твердо  установленных  и   неопровержимых
сведений, которые я здесь сообщил. Но  пусть  они  сделают  это  -  на  свою
погибель. Пропади я пропадом, если, изловив такого клеветника и поджигателя,
оспаривающего хотя бы одно слово из моей  незапятнанной  ложью  истории  или
крадущего у моих героев хоть ничтожную частицу  той  славы,  которую  они  с
таким блеском приобрели, я не вылью на него всю свою чернильницу, пусть даже
она и уступает по величине чернильнице мудрого Гаргантюа {6},  которая,  как
сообщает достоверная летопись  его  чудесных  подвигов,  весила  семь  тысяч
центнеров.
   Я всегда скорбел о том, что последние дни  знаменитого  Кифта  окружены
столь непроглядной тьмой, ибо он был могучим и великим маленьким человечком,
достойным высшей славы: ведь он первый из властителей ввел  в  нашей  стране
искусство воевать с помощью посланий и защищать страну с помощью трубачей  и
ветряных мельниц - весьма дешевый и человеколюбивый  способ  ведения  войны,
который впоследствии не раз применялся, вызывая бурное одобрение, и  который
обещает - если его когда-нибудь удастся полностью осуществить - избавить нас
от огромных  неприятностей  и  огромных  расходов  и  спасти  от  неизмеримо
большего кровопролития, нежели изобретение пороха или мин.
   Правда, некоторые старинные местные поэты - а их  в  Новых  Нидерландах
было великое множество,  -  воспользовавшись  таинственным  исходом  Вильяма
Упрямого, сочинили сказку о том, что он, подобно Ромулу {7},  был  перенесен
на небо и сияет там в виде очень  яркой  маленькой  звезды  где-то  в  левой
клешне Рака; другие высказывают столь же фантастическое предположение, будто
он испытал такую же судьбу,  как  славный  король  Артур  {8},  который,  по
уверениям древних бардов, был унесен в прекрасные кущи сказочной страны, где
живет и теперь, во всем своем величии и  силе,  и  откуда  рано  или  поздно
вернется, чтобы вызволить бедную старую Англию  из  рук  жалких,  болтливых,
погрязших  в  кляузах  министерств  и   восстановить   былое   благородство,
достоинство  и  незапятнанную  честность,  господствовавшие  в  славные  дни
рыцарей Круглого Стола {умер, а был унесен феями в какой-то прекрасный край,  где  он  останется  на
время, а затем снова  вернется  и  будет  царствовать,  пользуясь  таким  же
уважением, как и прежде. - Холингшед {9}.
   Британцы предполагают, что он еще вернется и завоюет всю Британию,  ибо
таково, несомненно, пророчество Мерлина {10}.  Он  сказал,  что  смерть  его
будет сомнительной; и сказал правду, ибо люди до сих пор  сомневаются  и  не
знают, что думать об этом, - ибо им неизвестно, жив он или умер.  -  Де  Лив
{11}. Хроника.}.
   Все это, однако, лишь  забавные  фантазии,  туманные  видения  грезящих
наяву плутов-поэтов, верить которым я бы  не  советовал  моим  благоразумным
читателям. Не склонен я также придавать веры ни утверждениям одного древнего
автора мало достоверной истории, доказывающего, что  Вильгельмус  погиб  при
разрушении одной  из  его  ветряных  мельниц,  ни  домыслам  более  позднего
писателя, уверяющего, будто  он  пал  жертвой  философского  опыта,  который
тщетно старался осуществить на  протяжении  многих  лет,  и  имел  несчастие
сломать себе шею, свалившись  из  чердачного  окна  ратуши  при  безуспешной
попытке поймать ласточку, насыпав ей на хвост щепотку соли.
   Наиболее  правдоподобное  сообщение,  которому  я  готов  не   обинуясь