редко более несносный человек  открывал рот на  ораторской трибуне. Желчный,
бессильно-непримиримый, скучно-тягучий,  сухой, как гарматтанбесконечно серьезной, но поверхностной речи против немедленной войны, против
шерстяных  колпаков или bonnets rouges, против многого другого, являя  собой
далай-ламу  патриотов.  Тем не  менее  ему  почтительно возражает  маленький
человечек с  резким голосом,  но с красивыми глазами  и  прекрасным  высоким
лбом;  по словам  газетных репортеров,  это Луве,  автор прелестного  романа
"Faublas".  Будьте стойки, патриоты! Не расходитесь по двум  дорогам теперь,
когда Франция, охваченная паникой, рушится в сельских округах и киммерийская
Европа надвигается на вас грозой!
          
        "Глава девятая. МИНИСТР РОЛАН"

     Однако  в  преддверии  весеннего   равноденствия  патриотов  неожиданно
озаряет луч надежды  - назначение нового министерства, насквозь проникнутого
духом патриотизма.  Король  в  своих  бесчисленных  попытках смешать огонь с
водой  хочет попробовать  и  это.  Quod  bonum  sit!  Завтраки  г-жи  д'Юдон
приобретают новый смысл; нет ни одного человека, не исключая женевца Дюмона,
который   не  высказал   бы  на  них  своего   мнения,  и  вот   переговоры,
продолжавшиеся с  15 по  23 марта 1792 года,  приходят наконец к счастливому
результату - к назначению патриотического министерства.
     Генерал  Дюмурье,  которому вверен портфель министра  иностранных  дел,
должен выступить против  Кауница и  австрийского императора в ином тоне, чем
бедный  Делессарсуду.  Военный министр Нарбонн смыт рекой времени; бедный Шевалье де Гравизбранный  двором,  тоже  вскоре исчезнет; затем  внезапно  главой  военного
министерства  станет серьезный  Серван, способный  военный инженер.  Женевец
Клавьер видит, как  сбывается одно его предчувствие: проходя однажды,  много
лет назад, бедным женевским изгнанником  мимо министерства  финансов, он был
внезапно озарен странной мыслью, что ему суждено быть  министром финансов; и
вот  он  получает это назначение,  а его бедная  больная жена, на  излечение
которой  врачи потеряли  всякую  надежду, встает и ходит, уже  не как жертва
своих нервов, а как  победительница их55. Но  прежде всего  кто у
нас  министр внутренних  дел?  Ролан  де ла Платьер  из  Лиона!  Так  решили
бриссотинцы,  общественное  или частные  мнения  и  завтраки  на  Вандомской
площади. Строгий Ролан, похожий на разряженного квакера (Quaker endimanche),
отправляется  на  целование  руки   в  Тюильри  в   круглой   шляпе,  гладко
причесанный, завязав башмаки простыми лентами или шнурками. Церемониймейстер
отзывает в  сторону  Дюмурье: "Quoi,  Monsieur!  У него башмаки без пряжек!"
"Ах, месье, отвечает  Дюмурье, взглянув на шнурки, - все пропало!" (Tout est
perdu!)56
     предшественник Дюмурье на этом посту.
     деятель, писатель. С марта  по  май 1792 г.  занимал пост военного министра,
эмигрировал в Англию, вернулся в 1804 г.

     И  вот наша  красавица  Ролан переселяется из своего верхнего этажа  на
улице Сен-Жак в роскошные салоны, которые некогда занимала  г-жа Неккер. Еще
раньше   в  этом  помещении   жил   Калонн;  он   завел  всю  эту  позолоту,
инкрустированную мебель и  бронзу, повесил эти люстры, венецианские зеркала,
отполировал весь паркет и превратил  эти салоны в настоящий дворец Аладдина.
А  теперь, смотрите,  он уныло бродит по  Европе, чуть не  потонул в, Рейне,
спасая свои бумаги. Vos non  vobis!  Красавица Ролан, умеющая найти выход из
любого  положения,  устраивает  по   пятницам  парадные  обеды,  на  которых
присутствуют все  министры; по  окончании обеда она удаляется за свой столик
и,  по-видимому,  усердно пишет,  однако не пропускает  ни  слова,  и, если,
например, депутат Бриссо и  министр Клавьер слишком  горячо спорят, она,  не
без робости, но  с лукавой  грацией, старается примирить их. Голова депутата
Бриссо, забравшегося вдруг на такую высоту, говорят, начинает кружиться, что
часто случается со слабыми головами.
     Завистники  распускают слух,  что настоящий министр - жена Ролана, а не
он сам; по  счастью, это худшее, в  чем могут упрекнуть ее. Во всяком случае
чья бы голова  ни кружилась, но только не голова этой мужественной  женщины.
Она так же величаво спокойна в этих апартаментах, как некогда на собственном
наемном чердаке  в монастыре урсулинок! Она,  молодой девушкой лущившая бобы
для своего обеда,  побуждаемая к этому  рассудительностью и расчетом,  знает
цену этой роскоши  и самой себе;  ее  нельзя  смутить  этими инкрустациями и
позолотой.  Калонн, создавший  это великолепие,  давал здесь  обеды,  причем
старик  Безанваль дипломатически шептал ему, что  нужно, на ухо; Калонн  был
велик, и все-таки мы видели, как в конце концов ему  осталось только "ходить
большими шагами взад и вперед".  Потом был Неккер, а где  теперь  Неккер?  И
новых министров также принесла сюда быстрая смена событий;  такая же быстрая
смена и унесет нас отсюда. Это не дворец, а караван-сарай!     
     Так  колышется и кружится  этот беспокойный мир день  за днем, месяц за
месяцем. Улицы Парижа  и всех  городов  ежедневно  залиты  волнующимся морем
людей,  которые к  ночи исчезают, принимая  горизонтальное положение в своих
кроватях,  чтобы  наутро, проснувшись, снова занять вертикальное положение и
прийти в  движение. Люди ходят  по своим  делам, умным  или  глупым; инженер
Гогела  разъезжает взад и  вперед с  шифрованными письмами королевы. Г-жа де
Сталь  в хлопотах: она  не может  вытащить своего Нарбонна из реки  времени;
принцесса  Ламбаль  тоже  в хлопотах:  она  не может помочь  своей королеве.
Барнав,  видя, что фейяны  рассеялись  и  Кобленц  слишком  оживлен,  просит
позволения  на  прощание  поцеловать  руку  королевы,  "не  предвидя  ничего
хорошего из  ее новой линии поведения", и удаляется  в  родной Гренобль, где
женится на  богатой  наследнице. В кафе "Валуа"  и ресторане "Мео" ежедневно
слышны  гасконады  - громкая болтовня роялистов  на  половинном жалованье  с
кинжалами  или  без.  Остатки  аристократических   салонов   называют  новое
министерство Ministere  Sansculotte (министерством санкюлотов). Луве,  автор
"Фобласа", занят  у якобинцев. Казотт,  автор  романа "Le diable  amoureux",
занят в  другом  месте. Лучше бы тебе сидеть смирно, старик Казотт, ведь это
мир, в  котором  волшебное становится  явью. Все  заняты  и  при  этом  лишь
наполовину сознают, что делают: разбрасывают семена, большей частью плевелы,
по огромному "полю времени", которое покажет впоследствии, что они посеяли.
     Социальные  взрывы  несут  в  себе  нечто  страшное, как  бы  безумное,
волшебное, но  это жизнь и на  самом деле хранит  в своих тайниках;  так, по