слуга"  (Безанваля)  побежал  с предупреждением, и туда направлены  солдаты.
Мрачному Ламуаньону суждено погибнуть не в пожаре  и не этой ночью, а только
через год и от выстрела (было ли это  самоубийство  или  случайность, так  и
осталось неизвестным)54. Обманутая чернь сжигает свое  чучело под
его  окнами,  "громит  сторожевую  будку"  и  откатывается,  чтобы  заняться
Бриенном или капитаном стражи Дюбуа. Однако  теперь уже все охвачено смутой:
французская гвардия,  ветераны, конные патрули;  факельное шествие встречено
ружейными выстрелами, ударами штыков и сабель. Сам Дюбуа со своей кавалерией
бросается  в  атаку,  жесточайшую  атаку:  "множество  народа было  убито  и
ранено".  А затем начались  протесты и жалобы, судебные процессы и сердечные
приступы у официальных  лиц!55 Так железной рукой  чернь  загнана
обратно в свои темные логовища, а улицы очищены.
     Полтора столетия чернь не осмеливалась выступать таким образом, никогда
за все это время не показывала она свою грубую личину при свете дня. Все это
удивительно и ново, пока еще игра, неуклюжая и  странная игра в Бробдинегев ней нет еще  гнева, и все же в ее грубом, полуосознанном смехе таится тень
надвигающегося ужаса!
     
     Тем  временем  "думающие  люди",  приглашенные Ломени, далеко  зашли со
своими памфлетами; Генеральные штаты по тому или иному  плану будут  созваны
неизбежно,  если не в январе, как надеялись одно время,  то самое  позднее в
мае.  Старый граф Ришелье, умирающий в  эти  осенние дни,  еще раз открывает
глаза,  шепчет:  "Что бы сказал Людовик XIV!"  (которого он еще  помнит) - и
закрывает их вновь, уже навсегда, не дожив до худых времен.

        " 

        "Глава первая. СНОВА НОТАБЛИ"


     Итак,  всеобщая молитва услышана! И раньше в дни национальных бедствий,
когда жизнь изобиловала злом,  а помощи  ждать  было  неоткуда,  приходилось
прибегать  к  испытанному  средству  -  созыву  Генеральных  штатов;  созыва
требовал Мальзерб,  даже Фенелон1, а  парламенты, настаивавшие на
этом требовании, "были  осыпаны благословениями".  И  вот  они дарованы нам,
Генеральные штаты действительно соберутся!
     Сказать "Да будут Генеральные штаты!" легко,  а вот сказать, какими они
должны быть, не так-то  просто. Генеральные штаты не собирались во Франции с
1614 года,  их следы изгладились из  сложившихся привычек людей. Их  состав,
прерогативы, процедура работы,  которые никогда не фиксировались, совершенно
неопределенны  и  смутны. Это  глина, которой  горшечник может придать любую
форму, ту или эту, -  лучше  сказать, 25  миллионов горшечников,  потому что
именно столько людей имеют сейчас, в той или иной степени, право голоса! Так
какую же форму придать Генеральным штатам?  Вот вопрос! У каждой корпорации,
каждого  привилегированного, каждого  объединившегося сословия  имеются свои
тайные  надежды  и  свои  тайные  опасения,  ведь,  обратите  внимание,  это
чудовищное двадцатимиллионное сословие - доселе безгласная овца, как  стричь
которую  решали другие,  -  тоже лелеет надежду и поднимается! Оно перестало
или перестает быть  безгласным, оно обрело  голос в памфлетах или по меньшей
мере  мычит  и  ревет  в  унисон  с  ними,  поразительно  увеличивая силу их
звучания.
     Парижский парламент уже однажды высказался в пользу  "старой формы 1614
года". Эта форма  имела то достоинство, что третье  сословиеиграло по  преимуществу роль статиста,  тогда  как дворянству  и духовенству
оставалось только  не перессориться между собой  и  договориться о  том, что
именно  они считают  наилучшим.  Таково  ясно  выраженное мнение  Парижского
парламента. Но,  встреченное  шквалом  возмущения  и негодования, это мнение
было  сметено,  как  и  популярность  самого  парламента, которая больше  не
вернулась. Роль парламента, как мы уже сказали, практически сыграна. В связи
с  этим,  однако,  стоит отметить  одну вещь -  близость  дат.  22  сентября
парламент  вернулся  после  "вакаций", или  "изгнания  в  свои поместья",  и
водворился во дворце при безграничном ликовании  всего  Парижа. Тут  же,  на
следующий день,  этот самый  парламент  пришел  к своему  "ясно  выраженному
мнению",  а  уже   наутро   после  этого   вы  видите,   как   его  "осыпают
оскорблениями", внешние дворы оглашаются  свистом и слава навсегда  покидает
его2.
     на три сословия: духовенство, дворянство и остальное население, составлявшее
третье сословие, - от крупного  буржуа до нищего крестьянина. Таким образом,
третье  сословие было неоднородным  по своему составу, но руководящую роль в
нем  играла   сильная,   более  организованная,  создавшая  свою   идеологию
буржуазия.

     С другой  стороны, каким излишним было приглашение  Ломени, приглашение
думающих  людей!   Думающие  и  недумающие  люди  тысячами  устремились   по
собственному побуждению к общественной деятельности,  выкладываясь до конца.
Заработали клубы: Societe Publicole, Бретонский клуб, Клуб бешеных (Club des
Enrages). Начинаются обеды  в  Пале-Руаяле;  там обедают Мирабо,  Талейран в
компании  с  разными   Шамфорами,  Морелле,   с  Дюпонами   и  возбужденными
парламентариями, причем обедают не без специальной цели! Собираются у одного
из неккеровских подхалимов, имя которого хорошо известно. Собственно говоря,
собирать никого не надо, даровой  стол сам по себе достаточно привлекателен.
Что же касается памфлетов, то, фигурально выражаясь, они "сыплются как снег,
который, кажется, может  засыпать правительству все дороги". Наступило время
друзей свободы, разумных и неразумных.
     Граф  д'Антрег, или он только именует  себя графом, молодой дворянин из
Лангедока, которому, кажется, помогает циник Шамфор, впадает в ярость, почти
равную ярости пифии, превосходя всех3. Глупый молодой дворянин из
Лангедока, ты  сам  очень  скоро, "эмигрируя в числе первых", должен  будешь
бежать,  негодуя и пряча "Общественный  договор" в кармане,  за границу,  во
внешний  мрак, где  ждут тебя  бесплодные интриги, обманчивые иллюзии (ignis
fatuus) и смерть от стилета! Аббат Сиейес покинул Шартрский собор, должность
каноника и книжные  полки, дал  зарасти тонзуре и прибыл в Париж, бесспорно,
со светской прической, чтобы задать три вопроса и самому же ответить на них.
     Что такое третье  сословие?  - Все. Чем оно было  до  сих пор при нашей
форме правления? - Ничем. Чего оно хочет? - Стать чем-то     Герцог Орлеанский  - разумеется,  он по пути к хаосу  находится  в гуще
событий  -  издает  "Рассуждения"4,  "усыновленные  им",  хотя  и