- Нет, великий Танджо. Дело в другом. Я понимаю, что  земля  даровано
мне в ожидании того, что я буду по-прежнему полезен тебе.
     - Ты всегда будешь мне полезен, - кивнул Аттила. - Тебе известны  мои
планы, и ты знаешь, какая роль отведена в них тебе.
     - Но я более не считаю возможным служить тебе.
     Человек,  Который  Хотел  Покорить  Мир,  сверлил   взглядом   своего
помощника, решившегося на столь дерзкие слова.
     - Разве тебе не известно, что с моей службы живыми не уходят?
     - Великий король,  теперь  от  меня  не  будет  никакой  пользы.  Ты,
конечно, сочтешь меня слабаком, но я понял, что ненавижу войну и более  не
желаю принимать в ней участие.
     - Даже если я лишу  тебя  всех  привилегий  и  пошлю  в  бой  простым
пехотинцем?
     - Даже в этом случае я не стану сражаться. Я не подниму щит и позволю
перерезать себе горло в первом же столкновении с противником.
     Аттила гневно отодвинул от себя ворох документов.
     - Ты ударился в религию. Поверил в бессильных богов.
     - В одного Бога, о король. Бог один.
     - Богов много и все они одинаковы.
     - Позволь объяснить, что... произошло со мной.
     - Только покороче. Меня тошнит от таких разговоров.
     Сквозь узкую  прорезь  окна  Николан  видел  кусочек  голубого  неба,
согретого полуденным солнцем. Возможно, подумал он, он видит эту синеву  в
последний раз.
     - Я все еще слышу жалобные крики раненых, которых мы оставили умирать
под Шалоном. Хотя прошел не один месяц, я не могу спать по ночам. Когда  я
заговариваю об этом, я слышу одно и то же: "Они все равно  бы  сдохли".  И
лишь христиане выказывают сострадание.
     -  Христиане!  -  Аттила  побагровел  от  гнева.  -   Мне   следовало
догадаться.  Эти  женоподобные  трусы,  поклоняющиеся  богу,  который   не
предлагает им ничего, кроме арфы и песни! Разве ты не знаешь, идиот, что у
недругов римлян появился шанс взять над ними верх лишь после того, как Рим
стал христианским?
     - Христиане не трусы! Разве ты не слышал, как мужественно умирали они
на аренах Рима? Они гибли под пытками Нерона, но не отрекались от веры.
     Аттила, несомненно, злился, и в то же время  его  завораживала  столь
разительная перемена  в  человеке,  которого  ранее  он  полагал  лишенным
подобных эмоций.
     - Они будут столь же храбры в защите Рима  от  удара  моих  армий?  -
спросил он.
     В наступившей тишине Аттила впился взглядом в лицо  Николана.  И,  не
получив ответа, продолжил.
     - Я не хочу, чтобы мои армии сворачивали не на те дороги и  утыкались
друг в друга. Замены тебе у меня нет, так что я не хочу тебя терять.  Куда
ты пойдешь? В Рим? Аэций, этот жестокий демон, прикажет  распять  тебя  на
кресте. Я видел это в его взгляде.
     - Есть только одно место, куда я могу пойти, - воскликнул Николан.  -
В город, где я смогу прикоснуться к истинному учению Иисуса. В Иерусалим.
     Аттила не желал смириться с поражением.
     - Ты хочешь идти в такую даль,  чтобы  узнать,  что  говорил  мертвый
крестьянин? Идиот, у тебя просто помутилось в  голове.  Но  глаза  у  тебя
ясные.  Они  светятся  холодным  расчетом.  Неужели  ты  говорил  все  это
серьезно?
     Аттила поднялся и заковылял на  кривых  ногах  по  кабинету.  Николан
заметил, что его качает. Лицо его побледнело. На лбу  выступили  бисеринки
пота. Едва ли утреннее происшествие могло послужить причиной ухудшения его
самочувствия. Эти симптомы болезни он видел у Аттилы и раньше, пусть и  не
столь выраженными.
     - Я выступлю на Рим через пять месяцев. Ступай в этот  жаркий  город,
где христиане вырубают жилища в скалах и, утоли  свое  любопытство.  Потом
возвращайся. Через два месяца!
     Николан покачал головой.
     - Нет. Войной я сыт  по  горло.  С  ее  предательством,  жестокостью,
кровопролитием.
     Распирающий Аттилу гнев вырвался из-под контроля.
     - Ты думаешь, что сможешь покинуть меня и избежать наказания.  Нет  в
мире уголка, где ты сумел бы спрятаться от меня. Я достану  тебя  даже  за
Геркулесовыми столбами.
     - Я полностью осознаю, что меня ждет. Но разве я смогу жить в мире  с
собой, если передумаю?
     Направление мыслей Аттилы переменилось. Он остановился, уставился  на
свои заляпанные грязью сапоги. Вернулся к столу, тяжело опустился на стул.
Вновь всмотрелся в лицо Николана.
     - Есть одно задание, которое надо выполнить, не  откладывая.  Задание
опасное, и поручить его я могу только смелому и рассудительному  человеку.
Выполняя его, ты не вступишь в конфликт со своей нежной совестью. Поедешь?
     - Что от меня потребуется?
     - Я направлю тебя на римскую территорию.  Мне  нет  нужды  напоминать
тебе, что ты умрешь страшной смертью, если попадешь в руки Аэция, - Аттила
помолчал,  не  дожидаясь  ответа  Николана,   а   с   тем,   чтобы   четче
сформулировать задачу. - Если ты выполнишь это нелегкое задание,  потом  я
разрешу тебе искать  своего  женоподобного  бога.  Но,  скорее  всего,  ты
вернешься исцеленным, что будет лучше для нас обоих. Теперь о деле. Я хочу
послать тебя к принцессе Гонории. Я бы хотел, чтобы ты  организовал  побег
принцессы и увез ее с собой. Если тебе это удастся, ты получишь  достойную
награду. Я назначу тебя губернатором Иерусалима,  чтобы  ты  мог  улучшить
жизнь христиан, которых ты так любишь,  внезапно  император  расхохотался,
откинув назад голову. - Пожалуй, я отдам тебе и принцессу. В жены. Мне она
не нужна. У меня на этот счет другие планы. Если исходить из того,  что  я
слышал, прекрасная дочь императорского Рима может предпочесть тебя  такому
варвару, как я.
     Николан хотел что-то сказать, но Аттила знаком остановил его.
     - Немедленного ответа я не требую. Хорошенько все обдумай.  Поговорим
завтра. Утром. Если ты согласишься, то в полдень отправишься на юг.


     Аттила  коротко  глянул  на  прибывшего   рано   утром   Николана   и
удовлетворенно кивнул.
     - Ты едешь.
     - Да, великий Танджо. Еду.