третий из них, высокий молодой араб, который все время молчал, старательно
выполняя все приказания. Лицо с классическими чертами казалось  высеченным
из мрамора, а в бездонных глазах стояла тоска.
     - Кто этот Хуссейн? - спросил Николан, отведя неаполитанца в сторону.
- Потомок одного из монархов пустыни?
     - Именно так, господин мой, - ответил Приский. - Его захватили в плен
совсем юным. О себе он никому не сказал ни слова. Но другие  рабы  из  тех
краев относились к нему с почтением. Они что-то знают, но тоже молчат.
     Десятью днями позже скрипящий несмазанными  колесами  фургон  миновал
горный  перевал,  и  они  увидели  высокие  стены,  охраняющие   покой   и
благополучие Аквилии.  Приский,  сидящий  рядом  с  Николаном,  облегченно
вздохнул.
     - Когда я вижу эти стены, я  знаю,  что  живым  вернулся  на  римскую
землю. Гунны много говорят о том, с  какой  легкостью  они  захватят  этот
город. Хо-хо! Теперь я могу посмеяться над ними.  Этот  город  не  возьмет
никто. Даже могущественный Аттила, - и добавил, показывая,  что  улучшение
его настроения вызвано еще одной причиной. - Здесь лучшие в мире вина.
     В город они въехали через  северные  ворота.  На  Николана  произвели
впечатление не только толщина стен, но и чистота улиц и богатство горожан.
Нищих у ворот не было и даже водонос, в плаще и  синей  фригийской  шапке,
шагал по улице с чувством собственного достоинства, довольный жизнью.
     - Они, похоже, не  знают,  что  стоят  на  пороге  войны,  -  заметил
Николан.
     - Они знают, - возразил Приский, - но рассчитывают на свои стены.
     Они проследовали на ярмарочную площадь, где,  помимо  толпы,  впервые
увидели нищету. Середину площади занимали галдящие торговцы и  покупатели,
а вдоль стен расположились нищие, протягивающие руки и просящие  подаяния.
Николан оглядел последних, но поначалу  не  нашел  того,  что  описал  ему
Аттила. Потом его внимание привлек нищий, сидящий в углу.  Такое  смирение
читалось в его позе, что взгляд поневоле возвращался к нему.
     И тут,  неожиданно  для  Николана,  над  его  ухом  послышался  голос
Хуссейна: "Когда придет твой господин, все канавы переполнятся кровью этих
людей".
     - Боюсь, так оно и будет, - кивнул Николан и повернулся  к  арабу.  -
Мне говорили, что ты родом с Востока.
     - Из далекой страны. Меня схватили совсем маленьким, но  я  вроде  бы
помню большой город, построенный на горе посреди пустыни. Башни  там  были
повыше этих, - Хуссейн обвел рукой городские стены, - но некоторые высекли
прямо из скал.
     - Петра, - Николан слышал об этом странном городе.
     - Я в этом не уверен. Но я помню, как блестел камень башен и стен под
ярким солнцем. Когда-нибудь я вновь увижу этот город, о Знаток карт,  -  и
добавил после короткой паузы. - Говорят, тебя тоже  мальчишкой  продали  в
рабство.
     - Это правда. Моего отца убили, а наши земли конфисковали. Мою мать и
меня продали в рабство. Меня купил Аэций и я жил в его дворце. В Риме.
     - Я это все знаю. И надеюсь, что ты проникнишься ко мне  сочувствием.
О Тогалатий, я - сын короля. Меня схватили и продали Микке. Я  был  молод,
наверное, моложе тебя. С тех пор я никак не могу послать отцу  весточку  о
себе. Он старик, и, боюсь, жить ему осталось недолго. Скоро мне уже  никто
не поможет, - он поднял глаза, встретившись  взглядом  с  Николаном.  -  О
Тогалатий, посодействуй рабу, каким когда-то был и ты. Помоги мне  разбить
эти цепи!
     Николан ответил не сразу.
     - Возможно, я смогу тебе помочь. Ты знаешь, что жизнь твоего  хозяина
сейчас висит на волоске?
     Хуссейн коротко кивнул.
     - Мы слышали об этом. Потому-то я и решился обратиться к тебе.
     - Чем все закончится,  сейчас  сказать  трудно.  Аттила  уверен,  что
именно Микка заплатил наемному убийце, который  покушался  на  его  жизнь.
Скорее всего, он  казнит  твоего  хозяина.  Тогда  вся  его  собственность
перейдет к Аттиле. Я могу устроить так, чтобы тебя отдали мне. Но  беда  в
том, что я тоже впал в немилость. И, возможно, меня ожидает та же  судьба,
что и Микку.
     Молодой раб показал, что он продумывал возможность побега.
     - Корабли из некоторых портов  Востока  заходят  в  Равенну.  До  нее
отсюда недалеко.
     - Четыре дня походным шагом,  -  Николан  привык  считать  армейскими
терминами. - Дольше, если идти только по ночам.
     - Помоги мне, Тогалатий, - жарко зашептал Хуссейн. - Ты  разбил  свои
оковы. Помоги мне сбросить эти  цепи,  которые  держат  меня  в  услужении
хозяину. Я сын короля! Если  ты  мне  поможешь,  обещаю,  что  обязательно
вознагражу тебя. Драгоценные камни, золотые перстни, все, чем  богата  моя
страна, ляжет у твоих ног. Более того, я  буду  благодарен  тебе  по  гроб
жизни.
     Разговаривая, они пересекли  площадь,  и  теперь  остановились  перед
нищим, что сидел в углу. Он поднял  глаза.  Лицо  его  поразило  Николана.
Такое печальное, с молящими о помощи  глазами.  Они  словно  говорили:  "Я
одинок, судьба нещадно била меня. Поддержи меня, а не  то  я  пропал".  Он
сидел на земле, скрестив ноги, и на одной из них  гноилась  ужасная  язва.
Тело прикрывала грязная, во многих местах порванная туника.
     Убежденный, что именно этот нищий ему и нужен, Николан вложил монетку
в  его  протянутую  руку  и,   наклонившись,   шепнул   в   ухо:   "Крылья
двенадцатого".
     - Пусть боги благословят тебя, благородный  незнакомец,  -  заверещал
нищий. Потом добавил, едва слышным шепотом. - Через десять минут  я  уйду.
Следуй за мной. На расстоянии.
     Следуя  за  согбенной  фигурой,  ковыляющей  по  беднейшему  кварталу
города,  Николан  заметил,  как  Скальпий  нырнул  в   дверь   маленького,
неприметного домика, прилепившегося к городской стене. Не торопясь подойдя
к двери, Николан осторожно постучал. Дверь распахнулась и  он,  переступив
порог, очутился в полной темноте.
     - Стой на месте, - шепотом предупредил Скальпий. - Я сейчас вернусь.
     И действительно, быстро  вернулся  с  лампой,  в  которой  едва  тлел
фитилек. Но и этого света  хватило,  чтобы  Николан  увидел,  что  комната
безупречно  чистая  и  абсолютно  лишена  мебели,  а  с  нищим   произошла
разительная перемена. Лохмотья уступили место белой тунике, с лица  и  рук
исчезли грязь, из глаз - безысходное страдание.
     - Садись, - предложил Скальпий.
     Николан опустился на пол,  скрестив  ноги  перед  собой,  как  и  его