Лутатий Руфий тут же поднялся.  В  голосе  его  послышались  железные
нотки.
     - Насчет этого я могу высказаться вполне определенно. Побег абсолютно
невозможен.


     Как-то утром Николан подошел к северному окну и сразу  понял:  что-то
случилось. Лагерь гудел, как растревоженный улей. Легионеры стояли кучками
и что-то шумно обсуждали. Удивило его и обилие  монахов.  Из-под  клобуков
выглядывали лишь их настороженно-испуганные глаза. Мимо  его  двери  то  и
дело проходили люди. Ему показалось, что несколько раз он слышал рыдания.
     Ответ принес ему Руфий. Он вошел в комнату, бледный как полотно.
     - Аквилия пала, - объявил он. - Гарнизон доблестно сопротивлялся,  но
гуннов было больше, чем песчинок в пустыне, - он шумно  глотнул.  -  Город
уничтожен, все жители безжалостно вырезаны. Мужчин выводили на  ярмарочную
площадь и буквально  разрубали  на  куски.  Каждый  гунн  ездит  теперь  с
отрубленной головой на пике. В  первый  день  женщин  пощадили,  поскольку
гунны пировали, потом их всех обезглавили. Детей убили первыми,  размозжив
им головы о крепостные стены.
     - Они пребывали в уверенности, что эти стены выдержат любой штурм,  -
прошептал Николан, потрясенный услышанным.
     - То же произойдет и в других  городах,  -  продолжил  Руфий.  -  Они
совсем рядом. Алимиум, Конкордия, Падуя, Виченца,  Верона,  Бергамо.  Даже
Милан и Павия. Нигде не найти спасения, пока это чудовище рыщит по свету.
     Понимая, что резня в Аквилии может отразиться на его судьбе,  Николан
вновь подошел к северному окну. Стоял прекрасный день. На берегах  великой
реки пели птицы. Радостно ржали кони. Небо сияло бездонной синевой, а  под
ним, не так уж далеко от лагеря,  в  ужасных  муках  гибли  ни  в  чем  не
повинные люди.
     - И выхода нет, - Руфий чуть не плакал.  -  Нет  никакой  возможности
остаться дома. Придется идти на войну. С которой мне не вернуться. Я  умру
жалкой смертью.
     - Нет, сражения не будет, - заверил его Николан. - Я знаю  Аэция.  Он
не изменит своего решения. Будет сидеть здесь, не мешая Аттиле  уничтожать
город за городом.
     - Если он так поступит,  тебя  ждет  незавидная  судьба.  Люди  хотят
отомстить. И ты, мой бедный друг, скорее всего станешь первой  жертвой.  Я
уже слышал такие разговоры.
     Николан мрачно кивнул.
     - Я знаю. Я прочитал  свой  приговор  на  лицах  людей,  когда  утром
выглянул в окно. Другого, собственно, я и не ожидал.
     - Ты, однако, совершенно спокоен, - удивился Руфий.
     - Если я и спокоен, то лишь потому, что смирился с таким  исходом.  Я
живу под страхом смерти с того самого момента,  как  отказался  служить  в
армии Аттилы. Привык, знаешь ли.
     - Но почему ты отказался служить в армии?
     - Озаботился состоянием  своей  души.  Понимаешь,  мне  стали  близки
взгляды христиан.
     - Я  сам  христианин,  -  признался  Руфий.  -  Но  не  из  тех,  кто
воспринимает религию на полном серьезе.
     - Аттила пригрозил, что  казнит  меня,  но  затем  начал  давать  мне
специальные поручения. Срыв которых опять же обрекал меня на смерть.
     - Но... - на лице офицера отразилось недоумение, - ты же мог  убежать
от него. Почему ты приехал сюда?
     - Убежать? Но куда? Две империи разделили мир между собой.  Рано  или
поздно меня бы поймали. Те или другие. А тут  у  меня  был  хоть  какой-то
шанс. Теперь его нет, - Николан помолчал. -  Почему  в  лагере  так  много
монахов?
     - Из Рима приезжает папа Лев. Наша последняя надежда.
     Николан нахмурился.
     - Что он  может  сделать?  Спасти  мир,  явив  чудо?  Заставить  воды
Адриатики выкатиться на берег и смыть захватчиков, как в свое  время  воды
Красного моря поглотили египтян?
     Руфий, похоже, разделял его сомнения.
     - Римский папа бог или обычный человек?  Во  всяком  случае,  времена
чудес миновали.
     Николан сел на мраморную скамью у ванны, наполненной водой.
     - Говорят, Лев - сильный папа,  -  продолжил  Руфий.  -  Он  и  Аэций
единственные наши лидеры. Император - слабовольный идиот, - молодой офицер
заходил по комнате. - Мы погибнем в расцвете сил, ты и я. Не проще ли тебе
будет просто лечь на дно ванны и остаться там?
     Николан покачал головой.
     - Нет, дружище Руфий. Я предпочитаю встретить смерть  лицом  к  лицу.
Самоубийство - не та дорога, что может привести в царство божие.
     На лице Руфия отразилось сомнение.
     -  Это  утверждают  христиане?  Мой  дед   принял   крещение,   когда
христианство стало государственной  религией,  по  примеру  остальных.  Но
никто из нас не верит в учение Христа.
     С каждым часом напряжение в лагере росло.  Николан  стоял  у  окна  и
наблюдал за происходящим, ожидая, что с минуты на минуту  за  ним  придут.
Когда солнце закатилось за горизонт, он подумал: "Больше я никогда его  не
увижу".
     Но лишь когда  стемнело,  он  услышал  приближающиеся  шаги,  которые
стихли у его двери. Николан встал, решив, что его час пробил.
     В комнату вошел Аэций, сопровождаемый слугой с зажженной лампой. В ее
слабом свете Николан искал изменения в лице диктатора Рима. Но видел те же
спокойствие и суровость.
     - Ты слышал? - спросил Аэций.
     - Мне сказали о падении Аквилии.
     - Твой хозяин держит слово. Все население уничтожено,  до  последнего
человека. Я не изменил своего решения, и не изменю его, даже если он будет
брать город за городом. Но люди негодуют и требуют отмщения.  И  в  первую
очередь хотят разделаться с тобой, - он выдержал паузу. - Я  не  собираюсь
отдавать тебя им.
     Прежде  чем  Николан  успел  раскрыть  рот,   чтобы   выразить   свою
благодарность, Аэций остановил его взмахом руки.
     - Не думай, что я делаю это из-за заботы о  тебе.  Если  я  о  чем-то
забочусь, так это о собственной душе. Один  раз  я  несправедливо  подверг
тебя  жестокому  наказанию.  Возможно,  в  благодарность  за  спасение  ты
простишь мне тот грех. И еще, - вот когда в голосе прорвались те  чувства,