он узнал, находясь в плену у Аттилы, это известие не слишком удивило  его.
- Она может позволить себе много мужей, поскольку  женщина  она  видная  и
очень богатая.
     Хозяин харчевни кивнул.
     - У нее много всего. Земли, домов, лошадей, скота. И рабов.  А  также
необузданного  темперамента,  -  он  хихикнул.  -  Ах,  какой  же  у   нее
темперамент! Но главное, у вдовы доброе сердце.
     - Куда она направилась?
     Хозяин харчевни указал на север.
     - В страну великолепных лошадей.
     - Была с ней еще одна женщина? Молодая и красивая?
     Потерев переносицу, хозяин харчевни кивнул.
     - Маленькая. Худенькая.
     - С золотыми волосами?
     Хозяин харчевни покрутил рукой вокруг головы.
     - Волосы были замотаны черной материей. Цвета я не видел.


     Наутро Николан пришпорил лошадь  и  ближе  к  вечеру  догнал  караван
вдовы, разбивающий лагерь. Тенты уже стояли на  траве,  невдалеке  паслись
стреноженные лошади, а от костров доносился  дразнящий  запах  готовящейся
еды. По лагерю расхаживал гигант в белой тунике, с золотой цепью на шее, в
сандалиях с шелковыми тесемками. К своему изумлению Николан признал в  нем
Ивара. Высокий бритонец руководил слугами. Вдова (иначе он называть ее  не
мог) сидела в золоченом кресле. У ее ног на земле  примостилась  маленькая
фигурка. От радости у Николана  гулко  забилось  сердце.  И  разом  отпали
последние сомнения в том, любит ли он  ее.  Как  ему  хотелось  подхватить
хрупкую девушку на руки, чтобы она положила головку ему на плечо.
     Николан направил лошадь к Ивару.
     - Эти дороги небезопасны для одинокого путника.  Дозволено  ли  будет
скромному слуге Господа нашего поставить палатку на краю вашего лагеря?  -
спросил он.
     Ивар оглядел его с ног до головы.
     - Мы будем счастливы, если ты присоединишься к нам,  святой  отец.  И
позволь пригласить тебя к ужину, как только его приготовят.
     - Твоя доброта  безмерна.  Я  постился  с  утра,  так  что  не  прочь
перекусить.
     Девушка, что сидела у кресла  вдовы,  встала  и  направилась  к  ним.
Встала у головы лошади Николана, всмотрелась во всадника.
     - Вытащи камешек из-под языка, Николан Ильдербурф, - воскликнула она.
     Николан в изумлении вытаращился на нее. Она же радостно рассмеялась.
     - Ты вернулся! Живой и здоровый! Господь Бог был добр к  тебе.  И  ко
всем нам.
     Ивар ничего не мог понять.
     - Ты сошла с ума, Ильдико? Это же  старик.  Он  совсем  не  похож  на
Николана.
     Евгения поднялась, подошла к  Ивару,  взяла  его  под  руку,  так  же
всмотрелась к темное, морщинистое лицо всадника.
     - Лицо старика. И все-таки... все-таки...
     - Я сразу узнала голос! - вскричала Ильдико. - А  теперь  я  вижу  за
этой маской того, о ком... о ком все время думаю.
     Насчет камешка Ильдико не ошиблась.  Николан  вытащил  его  изо  рта,
отбросил его, спрыгнул на траву. Взял Ильдико за руки.
     - Ты думала обо мне! - воскликнул он. -  Какой  же  я  счастливый.  И
горжусь тем, что ты признала меня!
     Занятые друг другом, они не обращали  внимания  на  остальных.  Ивар,
который теперь-то узнал его голос, мысленно клял себя за то, что  не  смог
разглядеть за гримом самого близкого друга.
     - Не кори себя из-за этого, муж мой, - прошептала Евгения, угадав его
мысли. - У любящего сердца самый зоркий глаз.
     А Николан по-прежнему не отпускал рук Ильдико.
     - Я бы всегда и везде  узнал  тебя,  потому  что  твое  лицо  навечно
отпечаталось в моей памяти. Однажды, когда я сидел  в  кабинете  Аэция,  к
нему пришел художник. Я слышал его слова о том, что  в  каждом  лице  есть
она,  наиболее  запоминающаяся  черта,  по  которой  можно  сразу   узнать
человека. Если ты сможешь держать в памяти эту черту, все лицо останется с
тобой и ты никогда его не забудешь.
     - И что самое запоминающееся в моей лице? - спросила Ильдико.
     - Линия бровей. Они у тебя не  прямые  и  не  загибающиеся  вверх  на
концах, но опускающиеся вниз. От этого лицо твое становится  более  нежным
и, представив себе твои брови, я тотчас же вызываю  из  памяти  тебя  всю.
Кроме того... - он отпустил одну  руку  Ильдико  и  коснулся  ее  носа,  -
божественный скульптор потратил немало  сил,  заботясь  о  красоте  твоего
носа.
     - Мы также рады видеть тебя, - нарушила идиллию новобрачная.
     Он подошел к Евгении, взял ее за руки.
     - Не так уж трудно догадаться,  что  ты  вновь  вышла  замуж.  Хозяин
харчевни, в которой я провел прошлую ночь, сказал мне,  что  ты  более  не
вдова. Но я не подозревал, что ты выбрала в мужья этого Голиафа с  далеких
островов, - он повернулся к Ивару. - Мой добрый  друг!  Я  несказанно  рад
видеть тебя. И у меня создается ощущение, что вы оба безмерно счастливы.
     Ивар широко улыбнулся, что случалось с ним крайне редко.
     - Да, я счастлив. И горд. А теперь я счастлив вдвойне, потому что  ты
вернулся.
     - Это правда, - новобрачная согласно кивнула.  -  Я  выбрала  его.  Я
поняла, что иначе ничего не получится. Я прошла  девять  десятых  пути,  а
потом моя гордость заставила меня остановиться. Я ждала. Но  он  преодолел
свою часть, колеблясь и спотыкаясь на каждом шагу. И вот он со  мной,  мой
силач, мой четвертый, мой последний муж.  Но  он  дороже  всех  остальных,
вместе взятых.
     - Я принял решение с самого начала, - запротестовал Ивар. -  Нежность
твоих глаз не оставила меня равнодушным.
     Евгения повернулась к Ильдико и Николану.
     - Клянусь, никогда раньше не говорил он  мне  таких  теплых  слов!  -
воскликнула она.
     А Ивар действительно разговорился.
     - По всем главным вопросам в нашей семье решающее слово  остается  за
мной.
     - Ну...  -  Евгения  вроде  бы  хотела  возразить,  но  передумала  и
улыбнулась. - Продолжай. Расскажи им, как мы живем.