В обеденный зал, занимающий  большую  часть  дома,  принесли  еду,  и
путешественники отдали должное холодному мясу и красному  ячменному  пиву.
Николан не стал садиться за стол,  но  поднял  крест,  показывая,  что  он
постится. И  с  нетерпением  ждал  возвращения  Ильдико,  чтобы  узнать  о
самочувствии ее отца. Стоя в  прихожей,  он  услышал  ее  голос.  По  тону
чувствовалась, что отец если и плох, то уж во всяком случае не умер.
     Николан шагнул к комнате Мацио и тут Ильдико вышла из двери вместе  с
Лаудио. Николану в этот момент она напомнила  бутон  цветка,  раздавленный
каблуком. А секундой позже она чуть улыбнулась, повернувшись к сестре.
     - Как хорошо, что я успела приехать.
     Лаудио хмуро посмотрела на нее.
     - Твой отъезд обошелся нам дорого.
     Две сестры в  молчании  смотрели  друг  на  друга.  Похоже,  пытались
понять, как же теперь будут строиться их отношения. "Моя бедная Ильдико, -
подумал Николан. - Она-то ожидала, что Лаудио встретит ее с распростертыми
объятьями. Она в недоумении, бедный ребенок, и так несчастна".
     Сестры продолжили разговор шепотом, так что Николан более  ничего  не
слышал. Лицо Лаудио закаменело, ее ледяной взгляд сверлил  Ильдико.  А  та
едва не плакала.
     Наконец, он расслышал голос младшей сестры.
     - Ты ничего не говоришь о Рорике. Означает ли это, что он не давал  о
себе знать?
     Лаудио кивнула.
     - Рорик мертв. Мы давно сжились с этим. И можем надеяться лишь на то,
что на заседании Ферма будут определены виновные в его смерти. А  потом  и
наказаны.
     - Кто займет место отца?
     Лаудио холодно усмехнулась.
     - Кто, как не Ранно? Почему ты  спрашиваешь?  Он  -  единственный  из
сыновей знатных родов вернулся с той ужасной битвы.
     - Так его выбрали?
     - Не  было  никаких  выборов.  Когда  претендент  один,  какой  смысл
собирать Ферма и голосовать?
     -  Но,  сестра,  это  выборная  должность,   требующая   всенародного
голосования. Вспомни,  как  столетия  назад  выбрали  представителя  нашей
семьи? Общий сход собрали на берегу Волги,  и  на  принятие  решения  ушел
целый день. С тех пор на Ферма председательствовал Роймарк.
     - Времена изменились, - ответствовала Лаудио.
     Ильдико помялась.
     - Ты скоро выходишь замуж за Ранно?
     Лицо старшей сестры полыхнуло румянцем.
     - Откуда мне знать? Мое замужество в руках отца.  Он  мне  ничего  не
говорил. Он не делится  со  мной  своими  планами.  Это  твоя  привилегия.
Возможно... - голос ее наполнила горечь, -  он  скажет  тебе,  каковы  его
намерения в отношении меня.
     Дорогая сестра,  почему  ты  так  холодна  и  сурова?  -  воскликнула
Ильдико. - Я всегда так любила тебя!  Я  надеялась,  что  ты  обрадуешься,
увидев меня, но теперь мне ясно, что мое возвращение тебе не по душе.
     Ты приехала не для того, чтобы повидаться со  мной.  Но,  раз  уж  ты
здесь, я дам тебе совет. Держи волосы под этой черной  тряпкой.  Не  тряси
своими желтыми патлами перед нашими людьми. Ты, должно быть,  знаешь,  что
армии Аттилы отступают. Приехав сюда, ты сама отдала себя в его руки.
     Лаудио  повернулась  в  направилась  в  темную  прихожую,  где  стоял
Николан.  Поравнявшись  с   ним,   остановилась,   посмотрела   на   него,
нахмурилась. Затем, не сказав ни слова, проследовала дальше.
     "Боюсь, она начинает догадываться, кто я такой", - подумал Николан.


     Бастато подошел к Николану и извиняющимся тоном сказал, что спать ему
придется в одной комнатушке с двумя слугами госпожи Евгении.
     - Священник из Фурле прибыл раньше вас с восемью  сопровождающими,  -
объяснил Бастато. - Десятерым нашим работникам придется спать под  столом.
Служанки пойдут на конюшню и проведут ночь на сеновале.
     Во время разговора Бастато пристально вглядывался в Николана,  словно
знал, кто  скрывается  за  личиной  миссионера.  Впрочем  свои  выводы  он
оставлял при себе. А может, Ильдико ввела его в курс дела.
     Двое слуг  уже  спали  на  брошенных  на  пол  охапках  сухой  травы,
наполняли комнату храпом. Подушку заменяло бревно. Николан устроился рядом
с ними, но еще долго лежал без сна.


     Тропа, уходящая от лугов, взбегала на склон холма  и  оканчивалась  в
роще высоких деревьев. Николан с самого рассвета сидел на ветви у  вершины
одного из них. Со своего "насеста" он видел землю, по праву  принадлежащую
ему, и его глаза вбирали в себя зелень травы, на которой когда-то  паслись
лошади Ильдербурфов.
     "Мне никогда не вернуть их, если я не пойду напролом, - мысль эта раз
за разом приходила ему на ум. - Почему я должен возвращаться домой в чужом
обличие, словно вор в ночи?
     Усевшись  по-удобнее,  он  вытащил  из  пояса  маленькую   бутылочку.
Содержащаяся в ней жидкость снимала краску, и, не теряя  времени,  Николан
начал энергично втирать ее в кожу лица, шеи,  рук.  Легкий  теплый  дождь,
накрапывающий с утра, превратился в ливень,  облака  над  головой  заметно
почернели,  а  ветер  все  сильнее  раскачивал  верхушки  деревьев,  грозя
сбросить его на землю.
     Вот тут он и заметил человека в  длинном  синем  плаще  и  матерчатой
шляпе, спешащего вверх по склону. Присмотревшись, Николан понял,  что  это
Ильдико.
     Не дойдя до первого дерева, девушка подняла  голову,  сразу  нашла  в
листве Николана.
     - Я подумала, что ты, скорее всего, здесь.
     Николан искренне удивился.
     - Когда я уходил, все еще спали. Только на кухне  растапливали  печь.
Как ты догадалась?
     Ильдико  проследила  взглядом   за   воронами,   летящими   к   лесам
Ильдербурфов.
     - Маленькой девочкой я часто  взбиралась  на  это  дерево.  Сидела  и
молилась о том дне, когда мы сбежишь из Рима  и  вернешься.  Затем  я  шла
домой и просила отца купить тебе свободу. Но  он  отвечал,  что  никто  не
знает, где тебя искать... Ты стер эту ужасную краску! - воскликнула она. -