безжалостно истреблявшие все, что им сопротивлялось, были довольно
великодушны и снисходительны к покорным.
   Александр, как передовой человек своего века, понял этот путь и вступил
на него.
   Еще отец его Ярослав отправился в Орду, но не воротился оттуда. Его
путешествие не могло служить образцом, потому что не могло назваться
счастливым: говорили даже, что его отравили в Орде. Александр совершил
свое путешествие с таким успехом, что оно послужило образцом и примером
для поведения князей.
   Наши летописцы говорят, что Батый сам приказал Александру в качестве
князя новгородского явиться к себе и дал приказ в таких выражениях: "Мне
покорил Бог многие народы: ты ли один не хочешь покориться державе моей?
Но если хочешь сохранить за собою землю свою, прийди ко мне: увидишь честь
и славу царства моего". Александр приехал в Волжскую Орду вместе с братом
Андреем в 1247 году.
   Тогда, по смерти Ярослава, достоинство старейшего князя оставалось
незанятым и от воли победителей зависело дать его тому или другому.
   Монголы жили тогда еще совершенно кочевою жизнью, хотя и окружали себя
роскошью цивилизации тех стран, которые они покорили и опустошили. Еще
постоянных городов у них на Волге не было; зато были, так сказать,
подвижные огромные города, состоявшие из разбитых по прихоти властелина
кибиток, перевозимых на телегах с места на место. Где пожелает хан, там
устраивался и существовал более или менее долгое время многолюдный кочевой
город. Являлись ремесла и торговля; потом - по приказанию хана - все
укладывалось, и огромный обоз в несколько сот и тысяч телег, запряженных
волами и лошадьми, со стадами овец, скота, с табунами лошадей, двигался
для того, чтобы, через несколько дней пути, опять расположиться станом. В
такой стан прибыли наши князья. Их заставили, по обычаю, пройти между
двумя огнями для очищения от зловредных чар, которые могли пристать к
хану. Выдержавши это очищение, они допускались к хану, перед которым они
должны были явиться с обычными земными поклонами. Хан принимал завоеванных
подручников в разрисованной войлочной палатке, на вызолоченном возвышении,
похожем на постель, с одною из своих жен, окруженный своими братьями,
сыновьями и сановниками; по правую руку его сидели мужчины, по левую
женщины. Батый принял наших князей ласково и сразу понял, что Александр, о
котором уже он много слышал, выходит по уму своему из ряда прочих русских
князей.
   По воле Батыя Ярославичи должны были отправиться в Большую Орду к
великому хану.
   Путь нашим князьям лежал через необозримые степные пространства Средней
Азии.
   Ханские чиновники сопровождали их и доставляли переменных лошадей. Они
видели недавно разоренные города и остатки цивилизации народов,
порабощенных варварами.
   До монгольского погрома многие из этих стран находились в цветущем
состоянии, а теперь были в развалинах и покрыты грудами костей.
Порабощенные остатки народонаселения должны были служить завоевателям.
Везде была крайняя нищета, и нашим князьям не раз приходилось переносить
голод; немало терпели они там от холода и жажды. Только немногие города, и
в том числе Ташкент, уцелели. У самого великого хана была столица
Ка-ра-Корум, город многолюдный, обнесенный глиняной стеной с четырьмя
воротами. В нем были большие здания для ханских чиновников и храмы разных
вероисповеданий. Тут толпились пришельцы всевозможных наций, покоренных
монголами; были и европейцы: французы и немцы, приходившие сюда с
европейским знанием ремесел и художеств - самая пестрая смесь племен и
языков.
   За городом находился обширный и богатый ханский дворец, где хан зимою и
летом на торжественные празднества являлся как божество, сидя с одною из
своих жен на возвышении, украшенном массою золота и серебра. Но оседлое
житье в одном месте было не во вкусе монголов. Являясь только по временам
в столицу, великий хан, как и волжские ханы, проводил жизнь, переезжая с
места на место с огромным обозом: там, где ему нравилось, располагались
станом, раскидывались бесчисленные палатки, и одна из них, обитая внутри
листовым золотом и украшенная драгоценностями, отнятыми у побежденных
народов, служила местопребыванием властелина. Возникал многолюдный город и
исчезал, появляясь снова в ином месте.
   Все носило вид крайнего варварства, смешанного с нелепой пышностью.
Безобразные и нечистоплотные монголы, считавшие опрятность даже пороком,
питавшиеся такой грязной пищей, которой одно описание возбуждает
омерзение, безвкусно украшали себя несметными богатствами и считали себя
по воле Бога обладателями всей вселенной.
   Нам неизвестно, где именно Ярославичи поклонились великому хану, но они
были приняты ласково и возвратились благополучно домой. Андрей получил
княжение во Владимире, Александру дали Киев; по-видимому, в этом было
предпочтение Александру, так как Киев был старше Владимира, но киевская
земля была в те времена до такой степени опустошена и малолюдна, что
Александр мог быть только по имени великим князем. Вероятно, монголы
сообразили, что Александр, будучи умнее других, мог быть для них опасен, и
потому, не испытавши его верности, не решились дать ему тогда Владимир, с
которым соединялось действительное старейшинство над покоренными русскими
землями.
   Посещение монголов должно было многому научить Александра и во многом
изменить его взгляды. Он познакомился близко с завоевателями Руси и понял,
с какой стороны с ними ужиться возможно. Свирепые ко всему, что
сопротивлялось им, монголы требовали одного - раболепного поклонения. Это
было в их нравах и понятиях, как и вообще у азиатских народов.
Чрезвычайная сплоченность сил, безусловное повиновение старшим,
совершенная безгласность отдельной личности и крайняя выносливость - вот
качества, способствовавшие монголам совершать свои завоевания, качества,
совершенно противоположные свойствам тогдашних русских, которые, будучи
готовы защищать свою свободу и умирать за нее, еще не умели сплотиться для
этой защиты. Чтобы ужиться теперь с непобедимыми завоевателями, оставалось
и самим усвоить их качества. Это было тем удобнее, что монголы, требуя
покорности и дани, считая себя вправе жить на счет побежденных, не думали
насиловать ни их веры, ни их народности. Напротив, они оказывали какую-то
философскую терпимость к вере и приемам жизни побежденных, но покорных
народов.
   Поклоняясь единому Богу, с примесью грубейших суеверий, естественно
свойственных варварскому состоянию умственного развития, они не только
дозволяли свободное богослужение иноверцам, но и отзывались с известным