врачом адмирала Кастилии) говорили как  о  великом  и  истинном  некроманте,
чародее и чернокнижнике.
     XX. Эта молва вызвала донос,  и  он  был  арестован  в  Куэнсе  слугами
инквизиции в начале 1528 года. 6 марта 1531 года он потерпел кару публичного
общего аутодафе, проведя более трех  лет  в  тюрьме  святого  трибунала.  По
обычаю был прочтен экстракт  его  процесса,  и  это  дело  произвело  больше
сенсации в Испании, чем дела других трибуналов,  взятые  вместе,  в  течение
того же года.
     XXI. Можно предположить, что было множество донесений,  адресованных  в
Мадрид, настолько различных друг от друга, насколько различались  их  авторы
своим  положением  или  личными  мнениями.  Я  приписываю  этой  причине   и
предоставленной   поэтам   привилегии   украшать   историю    фикциями    то
обстоятельство, что Луис Сапата многое прибавил  или  изменил  при  описании
дела Торальбы в своей поэме Знаменитый Карл, написанной тридцать лет  спустя
после приговора над Торальбой. Точно так же  те  детали,  которые  Сервантес
счел удобным вложить в уста Дон-Кихота восемьдесят  лет  спустя  после  дела
Торальбы, находят объяснение в этом.  Однако  в  интересах  истории  следует
отметить, что является творением, быть может, только их поэтического гения и
что бесспорно принадлежит области истины. Это и побудило меня включить  сюда
только что изложенные подробности. Они  почерпнуты  из  документов  процесса
Торальбы; из него же я  считаю  необходимым  присоединить  сюда  заметку  по
поводу предшествующего.
     XXII. Доносчиком доктора Эухенио Торальбы был дон Диего де Суньига, его
друг и  доверенный  свидетель  рассказа  о  необычайных  поступках  Зекиеля.
Показав себя таким же безумно увлеченным действиями Зекиеля, как и Торальба,
он стал фанатичным и суеверным, - следствие, довольно обыкновенное  у  людей
подобного склада.  Их  можно  заметить,  когда  они  производят  генеральную
исповедь у  ног  монаха,  апостолического  миссионера,  столь  же  лишенного
критического чутья, как сам Диего де Суньига. Они рассказывают до мельчайших
подробностей свою прошлую жизнь и не колеблются жертвовать жизнью, честью  и
имуществом своих близких родственников  и  друзей  тому,  что  они  называют
законом Божиим, как будто его божественное величество не  сказало:  "Милости
хощу паче жертвы" [668].
     XXIII. Молва о магических действиях  и  других  чарах  Торальбы  вообще
распространилась уже по Испании благодаря его стараниям  внушить  доверие  к
себе.  Он  публично  хвастал,  что  находится  в  самом  близком  общении  с
приближенным  демоном  по  имени  Зекиель;  он   не   упустил   ничего   для
доказательства чудесных историй, так как насказал много обманов,  увлекаемый
владевшим им безумием. Очевидно, если эти заявления были истинны, был  повод
для  привлечения  его  к  суду   инквизиции,   по   системе   юриспруденции,
установленной в королевстве. Поэтому не следует порицать инквизиторов Куэнсы
за то, что они его захватили. Доктор сначала признался во всем,  относящемся
к ангелу Зекиелю и совершенным им чудесам, убежденный, что не будет речи  ни
о чем другом, как показывало начало процесса, и что не станут заниматься  ни
веденным им диспутом, ни выраженными  им  сомнениями  в  бессмертии  души  и
божественности  Иисуса   Христа.   Когда   судьи   сочли   себя   достаточно
осведомленными, они собрались для подачи голосов.  Ввиду  разделения  мнений
трибунал обратился к верховному совету. Последний постановил 4 декабря  1528
года  применить  к  Торальбе  пытку,  насколько  позволяют  его  возраст   и
достоинство, чтобы узнать, с каким намерением он принял и  держал  при  себе
духа Зекиеля; твердо ли он верил, что это был злой ангел, как один свидетель
уверяет, что слышал от него; вступил ли он в договор с духом, чтобы  сделать
его благосклонным к себе; каков  был  этот  договор;  как  произошла  первая
встреча; с какого дня стал употреблять он заклинания, чтобы вызвать его. Как
только эта мера была принята, трибунал должен был  голосовать  и  произнести
окончательный приговор.
     XXIV. Торальба подвергся  пытке  как  упорный  еретик,  которой  он  не
заслуживал, потому что он упорствующим не был,  но  только  был  помешанным,
которого следовало отвратить от его состояния. На самом деле кроме нелепости
чудес, которые, по его утверждению, он видел или совершил,  он  противоречил
себе несколько раз в восьми показаниях. Это всегда бывает  с  теми,  которые
много лгут в различных обстоятельствах и в разное время.
     XXV. Торальба  до  сих  пор  ни  разу  не  изменял  своих  показаний  о
приближенном демоне, который,  как  уверял,  принадлежал  к  разряду  добрых
ангелов. Но, когда он увидал себя в руках палачей, страдания пытки вырвали у
него признание, что он хорошо понимал, что это был злой ангел,  так  как  он
был причиной его теперешнего несчастия.  Его  спросили,  не  получал  ли  он
предсказания,  что  будет  арестован  инквизицией.  Он  отвечал,  что  ангел
предупреждал его об этом несколько раз, отговаривая  его  от  отправления  в
Куэнсу, где его ожидало несчастье, но он полагал возможным  пренебречь  этим
советом. В остальном он заявил, что не было договора ни в каком виде  и  что
все произошло, как он рассказывал.
     XXVI. Инквизиторы признали истинными все подробности, данные Торальбой,
и, приказав ему написать новое заявление, 6 марта  1529  года  приостановили
процесс на один год из сострадания и желания  видеть,  как  этот  знаменитый
некромант  обратится  и  сознается  в  договорах  и  чарах,   постоянно   им
отрицаемых.
     XXVII. Новый свидетель припомнил его диспут и его мнение  о  бессмертии
души и о божественности Иисуса Христа. Это вызвало новое показание  доктора,
данное 29 января 1530 года. Я привел его в другом месте. Торальба подтвердил
его 28 января следующего  года.  Верховный  совет,  осведомившись  об  этом,
поручил инквизиции доверить нескольким благочестивым и ученым лицам  хлопоты
по обращению обвиняемого убеждая его откровенно отречься  от  некромантии  и
договоров, которыми он  клялся,  исповедав  их  для  очистки  совести.  Брат
Агостин Барраган, приор доминиканского монастыря в Куэнсе, и Диего  Манрике,
соборный каноник, взялись за обращение и горячо  увещевали  его.  Обвиняемый
отвечал, что глубоко раскаивается во всех своих заблуждениях,  но  не  может
признаться в соглашении на какой-то договор и в производстве чар, потому что
не было ничего подобного. Что касается данного ему  совета  прервать  всякое
общение с ангелом Зекиелем, то это не в его  власти,  потому  что  этот  дух
могущественнее его. Он обещал только не призывать его больше, не желать  его
появления и не соглашаться ни на одно из его предложений.
     XXVIII. Инквизиторы Куэнсы имели  слабость  спросить  у  Торальбы,  что
думал Зекиель о личностях  и  учении  Лютера  и  Эразма.  Обвиняемый,  ловко
пользуясь невежеством судей, отвечал им, что Зекиель осуждал их обоих, с той
разницей, что Лютера он считал дурным человеком, а  Эразма  человеком  очень
тонкого ума и ловким в  обращении;  это  различие,  по  словам  Зекиеля,  не
мешало, однако,  их  общению  и  переписке  по  текущим  делам.  Инквизиторы
остались довольны этим ответом.
     XXIX.  6  марта  1531  года  они  приговорили  узника  к   генеральному