отвергли все сказанное как клевету. В день избрания новой игуменьи  монахини
одержали верх над партией, желавшей назначить Магдалену, и выбор пал на одну
из них. Это было в 1542 году. До тех пор  милостыни,  приносимые  Магдалене,
были огромны; она употребляла их  в  пользу  монастыря,  который  она  почти
заново перестроила. Когда  она  перестала  быть  во  главе  учреждения,  она
располагала по  своему  желанию  посылаемыми  дарами,  потому  что  дарители
предоставляли ей употребление приношений, приличное случаю.
     XVIII. В 1543 году Магдалена серьезно заболела. Тогда она  письменно  и
словесно  призналась  в  своих  измышлениях  для  обмана  мирян  и   общины.
Подробности этой исповеди находятся в письме одной монахини этого монастыря,
написанном 30 января 1544 года. В нем мы читаем, что врач, отчаявшись помочь
ей в ее положении, предупредил, что она должна готовиться  к  смерти.  Когда
явился духовник для  подготовки  ее  к  принятию  таинства,  Магдалена  была
охвачена конвульсивным сотрясением, сила которого испугала всех. Она просила
его прийти на другой день утром.  Так  как  конвульсии  возобновились  и  на
другой  и  на  третий  день,  духовник  подумал,  что  эти  дрожания   имеют
сверхъестественную причину, и стал  ее  отчитывать  [716].  Сила  заклинания
принудила демона говорить устами Магдалены. Он сказал,  что  он  серафим;  у
него есть товарищ и несколько легионов,  покорных  ему;  он  обитал  в  теле
Магдалены и обладал ею почти со времени ее рождения, решившись  не  покидать
ее, потому что она ему принадлежала, и он надеялся унести ее с собою  в  ад.
Духовник собрал всех монахинь и в их присутствии  обратился  с  увещанием  к
больной. Магдалена заявила тогда,  что  в  ней  было  несколько  демонов  со
времени детства и что  она  сохраняла  их  добровольно  с  тринадцатилетнего
возраста вследствие договора, заключенного с дьяволом,  причем  он  обязался
помочь  ей  прослыть  святою.  Она   насказала   множество   необычайных   и
изумительных вещей, из которых я передал главные. Духовник записал все это и
сообщил  прелату-провинциалу,  который  явился  к  больной  в  сопровождении
нескольких других монахов перед праздником Рождества 1543  года.  Кордовские
инквизиторы,  осведомившись   о   происшедшем,   изъявили   претензию,   что
расследование  этого  дела  принадлежит  исключительно  им.  В   это   время
провинциал, приняв на себя обязанность преподать тайны Магдалене,  велел  ей
подписать в  келье  показание,  в  котором  она  открывала  множество  своих
обманов.   Магдалена   приняла   напутственное   причастие   (viaticum)    и
возблагодарила Бога за то, что она могла исполнить это без особенных внешних
помех, хотя и сомневалась, чтобы Бог явил  к  ней  милосердие.  По  удалении
монахов Магдалена осталась наедине с монахиней, которая рассказала в  письме
все происшедшее, и продолжала  оставаться  с  нею  для  приготовления  всего
необходимого для соборования [717], которое надлежало ей преподать.  Больная
сказала ей, что чувствует  себя  лучше,  выразила  сильное  желание  есть  и
настоятельно просила дать ей чего-нибудь для утоления голода. Когда монахиня
принесла ей несколько кушаний, Магдалена с удовольствием почувствовала,  что
к ней возвращается жизнь. Когда духовник вошел в ее  комнату,  она  захотела
продолжать  свою  исповедь  устно.  Духовник   расположился   записывать   в
присутствии брата Педро де Вергары, но Магдалена, начав говорить,  отреклась
от  всего  сказанного  ею  раньше.  Это   побудило   монахов   удалиться   в
недовольстве. Монахи стали увещевать Магдалену  откровенно  высказаться  для
собственного спокойствия. Она обещала это. Духовник сделал  тогда  вид,  что
отослал всех монахинь, между тем как они устроились в  месте,  откуда  могли
слышать все, не будучи замечены больною. Магдалена показала многое. Духовник
записал ее показания и заставил ее обещать подписать их в  присутствии  всех
монахинь. Монахини тотчас пришли. При их приближении дрожания  и  конвульсии
Магдалены  возобновились.  Духовник  прибег  к  заклинаниям.  Дьявол   снова
заговорил и уверил, что он еще  владеет  личностью  Магдалены.  Наконец,  24
декабря в присутствии провинциала больная возобновила и спокойно подтвердила
признания, сделанные ею. Сбиры инквизиции взяли  ее  и  отвели  в  секретную
тюрьму святого трибунала.
     XIX. Магдалена была приговорена к выходу из тюрьмы в  одежде  монахини,
без покрывала, с веревкой на шее, с кляпом во  рту,  с  зажженной  свечой  в
руках. Она должна была отправиться в таком виде в кордовский собор, где  был
приготовлен помост для  церемонии  ее  аутодафе,  на  котором  ей  надлежало
выслушать чтение приговора и его  мотивов  и  обычную  проповедь.  Затем  ее
должны были заключить в женский монастырь ордена св. Франциска, вне  города,
где она проведет остаток  жизни  без  покрывала,  без  права  голосования  и
появления в  собраниях  общины.  Каждую  пятницу  она  должна  была  есть  в
трапезной наряду с епитимийными монахинями, никогда ни с  кем  не  говорить,
кроме монахинь общины, духовника  и  прелата,  без  специального  позволения
инквизиции. Причащаться ей разрешалось раз в три года, кроме  случая  тяжкой
болезни. Если она не исполнит какой-либо статьи  из  своего  приговора,  она
должна быть рассматриваема как вновь отрекшаяся от святой католической веры.
     XX. Вот приговор, содержание которого не стоит, по моему мнению,  ни  в
каком соответствии с преступлениями, его мотивировавшими, если сравнить  его
с приговорами, выносимыми иногда против обвиняемого в поддержке еретического
предположения,  хотя  преступление  его  было   плохо   доказано,   заверено
свидетелями, несогласными между собой, и отрицаемо подсудимым.
     Эта  женщина,  уличенная  в  обмане  и  в   неправильном   употреблении
доверенных  ей  приношений,  виновная  во  всех  отношениях,  ускользает  от
правосудия без другого наказания, кроме краткого выставления напоказ, -  ибо
заключение,   будучи   обыкновенным   состоянием    монахини,    не    может
рассматриваться  как  наказание  для  Магдалены.  Между  тем  много   людей,
прославившихся своими добродетелями, стали жертвами  инквизиции  за  простое
заблуждение разума, которое часто имело ту  реальность,  какую  придало  ему
невежество квалификаторов.
     XXI.  Если  бы  мне  надо  было  голосовать  за  учреждение   трибунала
инквизиции с уставами и распорядками, похожими на действовавшие в  испанской
инквизиции, я признаюсь,  что  пожелал  бы  подвергнуть  ему  только  людей,
подобных Магдалене Делакрус. В делах  такого  свойства  всегда  встречаются,
более или менее, те же обстоятельства; во все времена  процессы  этого  рода
кончаются результатами не менее несправедливыми. Если бы я был инквизитором,
я подал бы голос за заключение Магдалены в доме  женщин  дурного  поведения,
которым бы поручил ежедневно бичевать ее плетью [718], пока не выйдут из нее
серафим Бальбан, его товарищ Питон и все легионы дьяволов, которых обманщица
даже во время своих признаний имела будто бы  внутри  себя,  между  тем  как
настоящими демонами были два смертных греха ее: гордость и сладострастие.
     XXII. Процесс Магдалены Делакрус сделал менее чести совету  инквизиции,
чем указ, адресованный  провинциальным  трибуналам  18  июля  1541  года,  в
котором было сказано:  если  обвиняемый,  приговоренный  к  выдаче  светской
власти как  нераскаянный,  обратится,  так  что  не  будет  сомнения  в  его
раскаянии, он не  будет  отпущен,  чтобы  подвергнуться  смертной  казни,  и
инквизиторы допустят его к примирению с Церковью и к епитимье. Эта  мера  не