1547 году, пройдя все эти места  и  должности.  Столько  почестей  не  могли
сделать его нечувствительным к огорчению по причине того, что он не  получил
кардинальской шляпы, как его предшественники, а  кафедру  Толедо  занял  дом
Бартоломео Карранса. Ощущаемая им досада  была  истинным  мотивом  жестокого
преследования, которому он подверг Каррансу. Если обратить внимание, что ему
было шестьдесят шесть лет, когда он обнаружил столько ненависти, гордости  и
злобы, нельзя воздержаться от подозрения, вопреки его  наружному  усердию  к
религии и интересам инквизиции, что он не имел  горячей  веры  в  бессмертие
души, потому что его не остановил страх близкой смерти.
     II. Папа одобрил назначение Вальдеса  20  января  1547  года,  и  новый
главный инквизитор вступил в должность в субботу 19 февраля того же года,  в
присутствии двух секретарей совета, одним из которых был знаменитый Херонимо
Сурита, точный и правдивый автор Летописи Арагона.  Вальдес  сильно  занялся
запрещением книг и приложил величайшее старание к  воспрепятствованию  ввоза
тех, которые могли распространить заблуждения Лютера  и  его  протестантских
комментаторов {См. гл. XIII этого сочинения.}.
     III. Я думаю, что Вальдес был  первым  и  истинным  виновником  дурного
вкуса, установившегося в  церковной  науке.  Распространение  этого  дурного
вкуса было так повсеместно,  что,  за  исключением  небольшого  числа  умных
людей, сумевших от него уберечься, его господство было заметно в Испании  со
времени царствования Филиппа II и учреждения ордена иезуитов до их изгнания.
Множество костров Вальядолида, Севильи, Толедо, Мурсии и  нескольких  других
городов и указы Фернандо Вальдеса  устрашили  умы  людей  и  дали  торжество
системе невежества, поддерживаемого инквизицией. Поэтому из  немалого  числа
испанских ученых, присутствовавших на Тридентском  соборе  [732],  никто  не
оставил  по  смерти  наследника  хорошего  вкуса.  Многие  были  преследуемы
инквизицией, потому что для подозрения в лютеранстве достаточно  было  знать
восточные языки, особенно греческий и еврейский, и  утверждать,  что  нельзя
без их  знания  быть  богословом,  глубоко  сведущим  в  Священном  Писании,
подлинники которого написаны на этих двух языках. Разве не естественно,  что
в результате системы, столь способной привести в уныние, должно было явиться
желание посвятить себя такому роду занятий, который не  подвергает  человека
опасности быть преследуемым?
     IV. Тогда-то увидали  богословов,  которые  добивались  славы  прослыть
учеными, прикрепиться к схоластическому богословию [733]  и  составлять  (по
правилам  этого  презренного  метода)  курсы,  итоги  и  сокращения  морали,
основанием которых служили для них одни лишь папские буллы.  Если  некоторые
из этих горе-богословов писали по канонической дисциплине или  по  церковной
истории, то их труды, насыщенные ультрамонтанским [734] духом, устанавливали
верховенство папы над Вселенскими соборами, насилуя  бесчисленное  множество
текстов и авторитетов первых семи веков церкви, когда факты и мнения на этот
счет были совершенно иные и когда сами папы в своих трудах и в своем  образе
действий признавали принципы, совершенно противоположные. Тогда-то  расцвело
это множество итогов (summa), сокращений (compendium) и небольших  трактатов
о морали, которые, так сказать, наводнили XVII и первую половину XVIII века,
пока события понтификата Климента XIII [735],  относящиеся  к  государям  из
дома Бурбонов, царствовавшим тогда в Испании, во  Франции,  в  Неаполе  и  в
Парме [736], и изгнание иезуитов при Клименте XIV [737] не открыли  глаза  и
не вернули умы к истинным источникам, то есть к соборам, к творениям  первых
Отцов Церкви и к таким действительно  классическим  авторам,  как  Ван-Эспен
[738] и др.
     V. Главный инквизитор  Фернандо  Вальдес  постоянно  обнаруживал  почти
кровожадные  инстинкты  во  время  своего  управления.  Они  привели  его  к
ходатайству пред папой о позволении приговаривать лютеран к  сожжению,  хотя
бы они не были вторично впавшими в ересь и просили о примирении с  Церковью.
Если бы он  предпочел  метод  точной  критики,  он  не  дерзнул  бы  считать
еретическими  такие  предположения,  которые  формально   не   противоречили
определенным  членам  веры.  Правоверные  богословы  этого  века,  углубивши
догматическую теологию при помощи восточных языков, распространили бы вкус к
хорошим исследованиям и  дали  бы  торжествовать  естественному  богословию,
принципы которого суть правила здравого смысла и которое служит в  настоящее
время  основанием  трактатов  и  решений  каждого  богослова  и   канониста,
наделенного рассудительностью и одаренного здравой критикой.
     VI. Презрение этих правил заставило течь потоки крови и привело в  ужас
Испанию во время управления Вальдеса; о характере его управления  достаточно
говорят число и  достоинство  жертв.  Я  приведу  только  самые  знаменитые,
сожженные до времени отречения Карла V от престола, потому что считаю нужным
написать отдельную статью о  событиях  этого  рода,  принадлежащих  к  эпохе
царствования Филиппа II, государя, которого божественное Провидение  избрало
бичом  человечества  под   названием,   столь   недостойно   узурпированным,
неутомимого защитника католической религии.
     VII. История считает 8 марта 1550 года днем  смерти  св.  Иоанна  Божия
[739], основателя в Гранаде ордена братьев милосердия, члены которого должны
были посвящать себя заботе и призрению бедных больных. До сих пор  в  Европе
была еще неизвестна система  управления  общественным  попечением  в  пользу
разных классов неимущих, которая с того времени принята правительствами. Св.
Иоанн Божий решил основать общину монахов, сведущих в медицине,  хирургии  и
приготовлении лекарств и способных взять на  себя  это  почтенное  служение.
Духовным руководителем св. Иоанна Божия долгое время был достопочтенный Хуан
д'Авила {См. гл. XIV этого сочинения.}, которого  мы  видели  заключенным  в
тюрьму инквизиции. Ученик, будучи арестован в Фуэнта-Овехуне, готовился быть
заключенным в тюрьму святого трибунала в Кордове как подозреваемый в магии и
некромантии, когда его невиновность была доказана  {Болланд.  Деяния  святых
(Acta sanctorum). Т. I, под 8-м числом марта.}.
     VIII. Среди осужденных, появившихся на аутодафе Севильи  в  1552  году,
находился  Хуан  Хилъ,   уроженец   Ольверы   в   Арагоне,   каноник-учитель
митрополичьей церкви того же города. Он более известен  под  именем  доктора
Эгидия [740]. Сначала он был приговорен как сильно заподозренный к отречению
от лютеранской ереси и к епитимье. Четыре  года  спустя  после  его  смерти,
происшедшей в 1556 году, он был предан суду по  обвинению  в  рецидиве;  его
труп был вырыт и сожжен вместе  с  изображением  в  1560  году.  Его  память
объявили лишенною чести и имущество конфискованным за  то,  что  он  умер  в
чувствах лютеранина. Товарищем по несчастью в его  тюремном  заключении  был
Райнальдо Гонсалес де Монтес, которому  удалось  бежать,  и  он  был  сожжен
фигурально  как  лютеранин  и  заочно  осужденный.  Под  именем   Регинальда
Гонсалъвия Монтануса он опубликовал в  Гейдельберге  в  1567  году  труд  об
испанской инквизиции, поместив там несколько деталей о докторе  Хуане  Хиле.
Он захвачен лютеранскими мнениями в такой  же  степени,  как  и  большинство
католических богословов университетов и школ своими собственными  системами,
когда ими овладевает предубеждение и дух партийности. Он передает  нам,  что