требования по  соглашению,  которое  подписал  с  доминиканцем  относительно
пунктов учения. Он перестал заблуждаться только тогда,  когда  некоторые  из
его  товарищей  по  несчастию  обратили  его  внимание  на  различие  членов
исповедания Сото с его исповеданием и на подлог этого монаха.
     XVI. Эгидий воспользовался кратким промежутком  свободы,  последовавшим
за тюрьмой, чтобы проехать в  Вальядолид,  где  он  переговорил  с  доктором
Касальей и другими лютеранами этого города.  По  возвращении  в  Севилью  он
опасно расхворался и умер в 1556 году. Трибунал, осведомившись  о  сношении,
которое он имел с еретиками, и о согласии его  мнений  с  мнениями  лютеран,
возбудил против него новый процесс  и  постановил,  что  он  умер  еретиком.
Трибунал приказал вырыть его труп и сжечь вместе с изображением на публичном
и торжественном аутодафе; он объявил  также  его  память  лишенною  чести  и
имущество конфискованным. Этот приговор был исполнен 22 декабря 1560 года.
     XVII. Гонсалес де Монтес говорит, что, будучи заключен в одну тюрьму  с
Эгидием, он  сообщил  Эгидию  об  измене  брата  Доминго  Сото  и  обо  всем
происшедшем. Он прибавляет, что Эгидий написал комментарии на  Книгу  Бытия,
на Послание св. Павла к Колоссянам, на некоторые псалмы и на  Песнь  Песней;
хотя большая часть этих трудов была составлена в тюрьме, они были  исполнены
знания и дышали евангельским благочестием.
     XVIII.  Относительно  квалификации,  сделанной  Доминго  Сото,  полезно
привести письмо, которое архиепископ Толедо дом Бартоломее Карранса  написал
из Толедо 10 сентября 1558 года брату  Луису  де  ла  Крусу,  доминиканскому
монаху, своему ученику. Архиепископ  припоминал  в  этом  письме  как  дело,
хорошо известное, что, когда его катехизис был передан  в  святой  трибунал,
его поручили просмотреть брату Мельхиору Кано  и  брату  Доминго  Сото,  его
прежним собратьям, и они отнеслись недоброжелательно к его труду. Он  горячо
жаловался на такое поведение  Сото  и  на  признание  вредными  двухсот  его
предположений. Он не мог объяснить такой щепетильности со стороны  человека,
который, по его словам, был так снисходителен относительно доктора Эгидия из
Севильи,  считавшегося  еретиком,  и  который  хорошо   знает,   что   автор
катехизиса, наоборот, определенно боролся с  еретиками  Англии  и  Фландрии.
Сото не менее благожелательно был расположен к книге францисканского монаха,
тогда как он отнесся без уважения к труду архиепископа, которого должен  был
уважать в силу его сана и чистоты намерений. Цензура рассмотрела  положения,
как они лежат (prout jacent), то есть вырванные из  текста  и  рассмотренные
независимо от предшествующих и последующих мыслей, - а эта  манера  способна
сделать подозрительными творения Отцов Церкви и даже св. Павла и св.  Иоанна
Евангелиста. Не так были осуждены мнения Ария [747] и  Магомета.  Вследствие
чего он написал в Рим и во Фландрию, где, как он надеялся, будут судить  его
предположения иначе, чем в Вальядолиде. Но во всяком случае  брат  Педро  де
Сото, духовник императора, напишет своему брату Доминго, и он надеется,  что
Бог укротит бурю, если это полезно для его славы.
     XIX. Брат Педро, действительно, написал своему брату Доминго де Сото, и
отсюда возникла переписка между последним и архиепископом  Каррансой  насчет
цензур катехизиса и некоторых других трудов. Она была  найдена  среди  бумаг
архиепископа, когда тот был арестован по указу инквизиции. Одно из писем, из
Саламанки, датировано 30 октября, три писаны из Вальядолида 8 и 20 ноября  и
14 декабря 1558 года, одно из Медины-дель-Кампо 23 июля 1559 года.  Все  эти
письма доказывают, что брат Доминго Сото был виновен  в  коллюзии  [748]  по
отношению к двум сторонам, которые он обманывал, то одну, то другую, а то  и
обе вместе.
     XX. Эта политика не могла избавить его от преследования  вальядолидской
инквизиции, которая велела арестовать его за только что  упомянутые  письма.
Они доставили доказательство, что Сото нарушил тайну, в которой  был  обязан
присягой перед инквизицией, и в них нашли некоторые  особенные  указания  на
произведенное над  ним  насилие  для  того,  чтобы  катехизис  Каррансы  был
осужден. Он предлагал несколько  способов  предупредить  это  последствие  и
затем представил благоприятный отзыв о труде, не упомянув о  первом.  Нельзя
удержаться от удовлетворения  невзгодой,  которую  провидение  предназначило
брату Доминго Сото, чтобы она послужила уроком для людей его характера.
     XXI. Теперь, если сопоставить этот эпизод с  историей  доктора  Эгидия,
окажется согласно письму архиепископа, что цензура брата Доминго  Сото  была
мягка и примирительна, что не согласуется с подстановкой  ложного  изложения
принципов Эгидия насчет веры, которая, по словам Гонсалеса де Монтеса,  была
совершена тем же Сото. Впрочем, я должен заметить, что  Гонсалес  де  Монтес
пишет в ослеплении ненавистью к своим врагам, которых он называет папистами,
лицемерами, идолопоклонниками и суеверами. Он доводит свой фанатизм до того,
что смотрит как на особенное действие божественной справедливости на  смерть
трех судей Эгидия при его жизни, то есть инквизитора Педро Диаса,  духовника
Эсбаройи,  доминиканского  монаха,  и  Педро  Мехни,  от  которого  осталось
несколько  ценных  литературных  трудов,  -  как  будто  не  было  бы  более
справедливо в людских  глазах,  чтобы  Провидение  привело  к  смерти  брата
Доминго Сото, измена которого,  по  мнению  Гонсалеса,  причинила  несчастия
епископу Тортосы. Этот автор считает себя настолько уверенным в  лютеранстве
Эгидия, что этот довод заставляет Гонсалеса видеть его  уже  на  Небе  среди
древних мучеников, сидящих одесную Бога Отца, в то время  как  его  гонители
со-жигают его смертную оболочку и обрекают имя на бесчестие.
     XXII. Так как дело Хуана Хиля имеет некоторую связь с делом Родриго  де
Валеро,  я  помещаю  здесь  историю  последнего.  Он  родился  в  Лебрихе  и
происходил из зажиточной семьи. Его юность была крайне разнузданна и  бурна.
Но внезапно его поведение изменилось, он покинул свет, чтобы  посвятить  все
часы дня и часть ночи чтению и  размышлению  о  Священном  Писании  с  таким
рвением и старанием, что его разговоры, неопрятность одежды и  пренебрежение
к  хорошей  пище  сделали  его  помешанным  в  глазах  многих.  Он  принялся
отыскивать священников и монахов, чтобы  убедить  их,  что  римская  Церковь
удалилась от чистого учения Евангелия, и стал  наконец  одним  из  апостолов
учения Лютера и других реформаторов. Его приверженность к новой  секте  была
так жива, что на чей-то вопрос, кем он послан, он ответил, что послан  самим
Богом по внушению Святого Духа, который не взирает на то, будет ли посланный
в качестве миссионера священником или монахом.
     XXIII. На этого фанатика донесли святому трибуналу, который  не  придал
значения  доносу,  считая  Родриго  помешанным.  Но  так  как  он  продолжал
проповедовать на улицах, в публичных местах и среди частных кружков в пользу
лютеранства, так как ничто не обнаруживало, что  он  одержим  действительным
безумием, и его поведение было строгое и  сообразное  с  его  принципами,  а
доносы умножились, то он был арестован по приказу инквизиторов. Они  осудили
бы его на выдачу  светскому  правосудию,  если  бы  они  не  упорствовали  в
признании его умалишенным и если бы он не  имел  защитником  Эгидия,  своего
ученика, чьи принципы были еще неизвестны и который  пользовался  репутацией
ученого и доброго человека. Однако Родриго был приговорен в  1540  году  как