наполовину торчите в его пасти. Смотрите, как бы он, издыхая,  не  увлек
вас за собой!..
   Доктор Шеффельвейс побледнел, а тем  временем  грянуло  новое  "ура".
Вулков!..
   Пять тысяч с лишним голосов за Фишера! Гейтейфель, едва собравший три
тысячи голосов, был сметен с дороги национализма, и  в  рейхстаг  прошел
социал-демократ . "Нетцигский  листок"  констатировал  победу
"партии кайзера", ибо ей Нетциг обязан тем,  что  оплот  свободомыслящих
пал; этим заявлением Нотгрошен, однако, не вызвал ни особого  ликования,
ни каких-либо возражений. Исход выборов никого  не  удивил,  все  как-то
сразу утратили к ним интерес. После шумихи  предвыборной  кампании  надо
было подумать о барышах. Памятник кайзеру  Вильгельму,  вокруг  которого
еще совсем недавно кипела гражданская война, никого больше не  волновал.
Старик Кюлеман завещал  городу  на  общественные  нужды  шестьсот  тысяч
марок. Что ж, весьма благородно. Памятник кайзеру Вильгельму  или  приют
для грудных младенцев - не все ли равно! Это никого не интересовало, как
не интересовало Готлиба Горнунга, пришел ли  покупатель  за  губкой  или
зубной  щеткой.  На   решающем   заседании   гласных   выяснилось,   что
социал-демократы стоят за памятник - ну и прекрасно.  Кто-то  предложил,
не откладывая, образовать комитет с регирунгспрезидентом фон Вулковом  в
качестве почетного  председателя.  Тут  поднялся  Гейтейфель,  вероятно,
раздосадованный понесенным поражением, и выразил сомнение в том,  найдет
ли господин президент удобным для себя решать вопрос о земельном участке
под памятник: ведь фон Вулков имеет некоторое касательство  к  известной
земельной сделке. Присутствовавшие на заседании начали перемигиваться  и
пересмеиваться; у Дидериха засосало под ложечкой, он ждал  скандала.  Он
ждал молча, не без тайного злорадства: каково-то власти, когда  под  нее
подкапываются? Он и сам не знал, чего ему хочется. Но, так как ничего не
последовало, он встал, и, строго  выпрямившись,  без  особой  горячности
выразил протест против подобного предположения, которое он  однажды  уже
имел честь публично опровергнуть. Противная же сторона, наоборот, до сих
пор ничем не доказала, что не совершила злоупотреблений,  в  которых  ее
обвиняют.
   - Могу вас  утешить,  -  ответил  Гейтейфель,  -  вы  скоро  получите
доказательства. Иск уже вчинен.
   Его слова вызвали  движение  среди  присутствующих.  Эффект,  правда,
несколько ослабел, когда Гейтейфелю пришлось признаться,  что  его  друг
Бук привлек к суду не доктора Геслинга, а только "Глас народа".
   "Геслинг слишком много знает", - твердили все, и  Дидерих,  наряду  с
почетным председателем фон Вулковом, был избран  председателем  комитета
по сооружению памятника кайзеру Вильгельму. В магистрате все эти решения
нашли горячего защитника в лице бургомистра доктора Шеффельвейса и  были
одобрены. Старик Бук на этом заседании блистал  своим  отсутствием.  Ну,
что ж, значит, он сам считает, что дело его не многого стоит. Гейтейфель
сказал:
   - Очень ему нужно быть свидетелем всех этих  безобразий,  которые  он
все равно предотвратить не может.
   Но тем самым Гейтейфель только повредил  себе.  Ведь  старик  Бук  за
короткое время потерпел одно за  другим  два  поражения,  и  можно  было
наперед сказать, что процесс, затеянный им против "Гласа народа",  будет
третьим. Показания, которые придется, быть может давать на суде,  каждый
уже заранее приноравливал к сложившейся  обстановке.  Геслинг,  говорили
те, в ком еще  сохранился  здравый  смысл,  зашел,  разумеется,  слишком
далеко. Старик Бук, - все его издавна знают, - не  вор  и  не  мошенник.
Неосторожный шаг он еще, пожалуй, мог  совершить,  с  него  станется,  в
особенности теперь, когда он платит по долгам брата и сам  уже  в  долгу
как в шелку. Не побывал ли он и вправду вместе с  Коном  у  Клюзинга  по
поводу земельного участка? Выгодное было бы дельце, не  выплыви  оно  на
свет божий. И надо же было Кюлеману скончаться в ту самую минуту,  когда
он мог присягнуть  в  невиновности  друга!  Такое  невезенье  неспроста.
Господин Тиц, коммерческий директор "Нетцигского листка", свой человек в
Гаузенфельде, недвусмысленно заметил, что вступаться за  людей,  которые
явно сходят со сцены, - значит совершать  преступление  по  отношению  к
самим себе. Он подчеркивал далее, что старик  Клюзинг,  который  мог  бы
одним словом все разрешить,  предпочитает  отмалчиваться.  Он  болен,  и
только из-за него суд был отложен на неопределенный срок.
   Но болезнь не  помешала  ему  продать  фабрику.  Это  была  последняя
новость, на нее-то и намекал "Нетцигский листок",  сообщая  о  "решающих
переменах на крупном,  наиболее  значительном  для  хозяйственной  жизни
Нетцига предприятии". Клюзинг вел переговоры с одной берлинской  фирмой.
На вопрос, почему Дидерих отстранился от этого дела, он показывал письмо
Клюзинга, в котором тот предлагал ему первому купить фабрику.
   - И, главное, на исключительно выгодных условиях, - прибавил он. -  К
сожалению, я тесно связан с зятем в Эшвейлере.  Возможно,  мне  придется
даже уехать из Нетцига.
   Но когда Нотгрошен, опубликовавший его ответ, обратился к  нему,  как
знатоку, за  подробностями,  Дидерих  заявил,  что  проспект  далеко  не
полностью отражает действительность. Гаузенфельд - золотое дно: он может
лишь горячо рекомендовать акции, допущенные к обращению на бирже, и  они
в самом деле пользовались в Нетциге большим спросом. Насколько  суждение
Дидериха было объективным и не диктовалось  личной  заинтересованностью,
выяснилось при совершенно  особых  обстоятельствах,  а  именно  -  когда
старику Буку понадобились деньги. Да, он докатился  до  этого!  Семья  и
приверженность к  общественным  интересам  благополучно  довели  его  до
такого положения, что даже друзья от него отступились.  Тогда  на  сцену
выступил Дидерих. Он дал старику деньги под вторую закладную на его  дом
на Флейшхауэргрубе.
   - Ему, видно, до зарезу  нужны  были  деньги,  -  неизменно  повторял
Дидерих, рассказывая об этом. - Уж если он  пошел  на  то,  чтобы  взять
деньги у меня, у  своего  заклятого  политического  противника!  Кто  бы
подумал, что он на это способен!
   И Дидерих погружался в размышления над переменчивостью  судьбы...  Он
прибавлял, что в случае, если  дом  перейдет  к  нему,  это  дорого  ему
обойдется. Правда, из своего дома ему вскоре придется выехать.  Все  это
тоже  показательно;  видно,  Дидерих  действительно  на  Гаузенфельд  не
рассчитывает.
   - Но, - пояснял Дидерих, - не под счастливой звездой родился  старик,
кто знает, чем кончится  процесс...  И  именно  потому,  что  мы  с  ним
политические противники, я хочу показать... Ну, вы сами понимаете.
   Его понимали, его поздравляли, восхищаясь его  более  чем  корректным