счастливая смерть, здесь, Среди моих милых,  милых  творений  искусства.
Ах! Они добры и верны, они не угнетают робких. Я бежала к ним от людских
насилий; они  говорят  со  мной  так  торжественно  и  так  сердечно.  Я
растворяюсь в них, я забываю человека,  которым  я  была,  забываю,  как
подавлен и унижен был он другими людьми, - и от меня не остается ничего,
кроме чувства, согретого солнечными лучами картин.
   - А я, - сказала герцогиня, - я  становлюсь  вполне  собой  только  в
обращении с картинами! Только они равные мне, только с ними  я  чувствую
всю свою гордость и любовь, на которую я способна. С тех  пор,  как  они
сделали меня своей подругой, я жила полнее, смелее, расточительнее,  чем
прежде, когда хотела опрокидывать государства и  заставляла  умирать  за
себя тысячи людей.
   - Жизнь? - прошептала Джина. - Я хочу забыть ее, эту жизнь.
   - Я - нет. Мое наслаждение искусством не  отречение.  Я  в  гостях  у
прекрасных творений; они дают мне опьянение и силу.
   - А если они когда-нибудь не будут больше делать этого?
   Джина с тревожным лицом следила за приближением грозы. Венеция лежала
призрачной белой,  как  мел,  полосой  между  небом  и  серовато-голубой
лагуной.
   - Тогда, - ответила герцогиня, откидывая  назад  голову,  -  тогда  я
пойду дальше.


   Клелия пришла в глубоком трауре, молодившем  ее.  Под  густой  вуалью
блестели ее золотые волосы, точно спрятанное сокровище.  Она  привела  с
собой фрау Беттину Гальм. Герцогиня сидела у бассейна в зале Минервы.
   - Значит, вы были знакомы и прежде?
   - Беттина моя подруга, как ее муж мой друг, - пояснила  Клелия.  -  Я
пригласила ее.
   - Вы живете не у вашего мужа?
   - О, нет.
   - Вы видели его?
   - Мы были сегодня вместе  у  него,  -  сказала  фрау  Гельм  и  вдруг
уставилась глазами в свои  колени.  При  этом  она  улыбалась  пустой  и
боязливой улыбкой. Герцогиня была поражена ее видом. Голова  с  покрытым
пятнами  лицом,  бесцветными  глазами  и   редкими   льняными   волосами
увенчивала высокую фигуру, полные плечи и большой  бюст;  и  только  она
одна, казалось, исхудала от горя, которое ей причиняло ее безобразие.
   Герцогиня подумала:
   "Бедная  женщина,  некрасивая  и  недалекая!  Она  позволяет   Клелии
эксплуатировать себя. И супруга и любовница, соединившиеся против  меня,
едва осмелились предстать перед Якобусом. Бедные женщины!.. Я  скажу  им
что-нибудь любезное".
   Клелия отнеслась к этому холодно. Беттина благодарно.  Не  клеившийся
разговор был прерван приходом Джины с сыном. Госпожа де Мортейль ушла  с
ними в другую комнату. Фрау Гальм сейчас же наклонилась вперед и тихо  и
фамильярно сказала:
   - Она думает, что обманывает меня. Она очень незначительна, бедняжка.
Простите эту комедию, герцогиня!
   - Я, кажется, понимаю, о  какой  комедии  вы  говорите.  Но  все-таки
объясните мне.
   - Она хотела заставить меня поверить, что мой муж в опасности.  Будто
бы вы грозите ему опасностью. Не обижайтесь, ведь это глупая ложь.
   - Значит, вы не дружны с ней?
   - Что вы! Ведь он писал мне, что она мучит его!
   - Он пишет вам?
   - Конечно!
   Она откинула назад  плечи,  лицо  ее  приняло  чрезвычайно  надменное
выражение.  Голова  затряслась  от  напряжения.  Она  судорожно  впилась
взглядом в глаза герцогини, но вдруг  отвела  его,  робко  и  растерянно
посмотрела по сторонам, точно  застигнутая  врасплох,  и  наконец  опять
уставилась на свои колени. Оправившись, она сказала:
   - Вы, вероятно, думаете, что он плохо обращается со мной? О, я должна
уверить вас, что он эгоист. Та хочет этого; ее легко понять,  не  правда
ли? Я понимаю все, я не глупа... К тому же, как я  уже  сказала,  Якобус
пишет мне. Часто, когда на душе у него  тяжело,  он  спрашивает  у  меня
совета.
   - Неужели?
   -  Ведь  он  знает,  что  его  никто  не  любит  так  как  я,  так...
бескорыстно.
   Она вздохнула.
   - Например, - оживленно продолжала она, - вот этот  зал  я  прекрасно
знаю: это зал Минервы. Он однажды описал мне его. Вы, герцогиня,  сидели
здесь во время первого вашего  празднества,  на  том  самом  месте,  где
сидите теперь, а он ходил взад и вперед перед вами. Проперция Понти тоже
сидела у бассейна и  еще  одна  женщина.  Эта  третья  разжигала  его  и
овладела им,  несмотря  на  его  гнев.  С  того  вечера  он  любит  вас,
герцогиня, вы знаете это. Этому уже семь лет, не правда ли?
   Она говорила точно о самом обыкновенном  предмете,  сопровождая  свои
слова легкими движениями полных рук, и с ее  лица  не  сходила  вежливая
улыбка, казалось,  подтверждавшая  вещи,  которые  подразумевались  сами
собой.
   - Боже мой! Семь лет!.. В течение семи лет быть недоступным  идеалом.
Вы поймите, герцогиня, что я завидую вам. В этом  смысле!  Другой  -  вы
знаете, кому - я не завидую: я слишком презираю ее. Надоевшая  любовница
гораздо презреннее нелюбимой жены:  вы  не  думаете  этого?  -  умоляюще
спросила она.
   - Думаю, - сказала герцогиня. И вдруг с Беттины спали оковы. Приложив
руку к сердцу, она страстно зашептала:
   - Как счастливы вы! Вы живете там же, где он, каждый день видите его.
О, вы счастливы более, чем я могу себе представить. Правда,  он  великий
художник?
   Герцогиня услышала крик пламенного убеждения. Почти  с  благоговением
она ответила:
   - Да.
   Беттина таинственно шептала:
   - Но он еще не создал своего высшего творения.  Только  одна  женщина
могла бы вызвать его к жизни. О, не та. У  нее  прекрасные  волосы,  это
много - очень много. Если бы у меня были ее волосы! Ах, я не  красива...