Его рука схватила бумажку.
   - Ваша светлость сейчас узнает. Я сам отвез хорошенького мальчугана в
больницу со сломанными ногами: шеф и остальные столкнули его  с  балкона
кухни. Ваша светлость оказали мальчику слишком много милости; это  было,
с вашего позволения, немного неосторожно...
   - О!
   Она отвернулась. Муцио вытянул желтую  шею  и  сказал,  кивая,  точно
грязная и мудрая птица с высоты:
   - Такова жизнь.
   - Вы скажете мне, когда мальчик  выздоровеет;  я  позабочусь  о  нем.
Рассказывайте дальше.
   - Я желаю  вашей  светлости  добра.  За  сто  лир  я  причинил  вашей
светлости достаточно горя.
   Она отпустила его. В следующий раз он сообщил, что  молодой  человек,
которого она хотела взять в секретари вместо него,  так  внезапно  ушел,
потому что у него были основания  ожидать  внезапной  смерти.  "У  него,
вероятно, порок сердца", - сказал Муцио.
   - Где Нана, моя камеристка?
   - Ей живется хорошо, она просит вашу светлость не забывать ее.
   - Она в Неаполе?
   - И совсем близко. Вашей светлости стоит приказать, и Нана  появится.
Но ваша светлость не сделаете этого, потому что Нана это повредило бы...
   - В таком случае не надо... А маленькая  прачка,  которой  я  сделала
знак подняться наверх?
   - О, ваша светлость не будете требовать, чтобы в дом приходила другая
прачка, а не та, которой покровительствует Чирилло, швейцар.  Этого  еще
никогда не случалось; куда мы зашли бы, если бы  допускали  это?  Мелкие
поставщики подчинены Чирилло и платят ему  налог;  более  крупные  имеют
честь быть обложенными самим его сиятельством принцем. Гости также.
   - Мои гости?
   - Это удивляет вашу светлость? Разве не было бы  более  удивительным,
если бы игроки,  выигрывающие  в  баккара  за  картежными  столами  дона
Саверио, ничего не давали ему от своего выигрыша? Также и  многим  дамам
выпадает счастье покорить в салонах вашей  светлости  того  или  другого
англичанина. Дон  Саверио  справедливо  находит,  что  они  обязаны  ему
благодарностью...


   Вечером  она  внимательнее  обычного  присматривалась   к   обществу,
наполнявшему ее залы. Эти люди блистали брильянтами и титулами.  Женщины
были высокого роста,  кроткие,  мягкие,  со  склонностью  к  полноте,  с
рассчитанной томностью в очень черных глазах.  Мужчины  были  маленькие,
бледные, худощавые, чрезмерно напряженные и живые; они гордо  выпячивали
грудь, насильно побеждая  все  усталости  ночи,  проведенной  в  игре  и
любовных наслаждениях, - и всех их ждала одна судьба: после сорока  лет,
совершенно неожиданно, навсегда лишиться употребления ног.
   Среди них там и сям можно было встретить чопорного, но  уже  задетого
общим  возбуждением,  иностранца,  за  которым,  точно   хвост   кометы,
следовала  слава  его  миллионов.  Аристократ,   с   которым   беседовал
польщенный  мистер  Вильяме,  из  Огайо,  подводил  его  к  своей  жене.
Несколько минут спустя он отправлялся в буфет,  наполнял  тарелку  своей
жены и, заботливо угощая себя самого, бросал искоса  взгляды  на  нее  и
иностранца... Дивная графиня Парадизи с  тревогой  смотрела  на  маркиза
Тронтола и лорда Темпеля, игравших в экарте. Она  облегченно  захлопнула
веер, когда Тронтола выиграл.
   Герцогиня думала: "Этот дом  -  точно  салон  куртизанки.  Здесь  все
продается, дороже всего - хозяйка дома. Мне  очень  хотелось  бы  знать,
какую сумму дон Саверио потребовал бы за меня самое".
   Среди игроков сидели элегантные и сомнительные  господа  Палиоюлаи  и
Тинтинович с торчащими усами и холодными глазами. Их суровые  лица  были
еще  гуще  прежнего  усеяны  тонкими,  как  волосок,  морщинками,   тела
представлялись воображению еще более смуглыми и обветренными,  с  седыми
лохматыми волосами под ослепительно-белыми рубашками. Еще более странные
истории приходили в голову при взгляде на этих придворных, которым, быть
может, предстояло окончить жизнь в качестве крупье.
   Король Филипп поцеловал ей руку; он сказал  очень  ласково,  тягучим,
скрипящим голосом:
   - Здравствуйте, герцогиня, я, право, очень рад, что мы  находим  друг
друга в добром здоровье.
   И он погрузился в тупое молчание. Король сильно  горбился  и  большей
частью не поднимал глаз от земли Когда он смотрел  на  кого-нибудь,  его
лоб был наморщен, а улыбка бесцветна. Своей негибкой, важной походкой он
производил впечатление пожилого  сановника,  окончательно  застывшего  в
своей тупости и обладающего механической  опытностью  в  деле  наделения
нагоняями и похвалами. Он опять поднял голову и указал на анфиладу  зал,
бесконечно сверкающую в сценическом обмане сотен  отшлифованных  зеркал,
полную  свечей,  шелков  и  белых  плеч,   позолоченной   штукатурки   и
нарисованных тел, цветов и  драгоценных  камней,  колонн  из  фальшивого
мрамора, ярко блистающих мозаик и томных глаз. Король заметил:
   - Вы устроили себе восхитительный дом,  герцогиня,  этого  нельзя  не
признать - и такой уютный.
   После этих слов он окончательно впал в изнеможение.  Рущук,  стоявший
за его креслом, пояснил герцогине:
   - Его величество только в двенадцать часов получат  рюмку  портвейна.
Остается еще четверть часа... После этого его величество будут всю  ночь
на высоте положения.
   Она сказала:
   - Что, если бы вы послали его спать?
   - Что вы, ваша светлость! Мы гордимся  успехом  системы  воздержания,
которой мы подвергли его величество.
   - А! Прошло время стаканов шампанского с коньяком?
   - Боже сохрани! Рюмка портвейна в полночь,  ради  беседы  с  гостями;
рюмка красного столового вина за обедом, из внимания  к  присутствующим.
Прежде мы давали рюмку также утром; но это оказалось излишним,  так  как
до обеда у его величества нет никаких обязанностей, кроме работы с нами,
министрами.
   Рущук произнес  это  глухим,  мягким  голосом,  с  той  стоящей  выше
высокомерия независимостью,  которую  дают  почести  и  успехи.  Он  был
багрово красен и весь покрыт сухими пучками  белых  волос.  Тяжесть  его