упрячем ее в монастырь, и конец!
   Она подумала:
   "Завтра портвейн испарится"...
   И она сказала, откинувшись назад, с теплотой и грустью:
   - Тогда уедем скорей и будем любить друг друга... на троне.
   Фили вскочил, барахтаясь, с растерянными от счастья глазами.
   - Сегодня вечером  я  в  самом  деле  король!  Рущук  уже  увлекся  и
оставляет меня в покое... Кто из нас двух господин? - задорно крикнул он
в сейчас же прибавил с глупым видом:
   -  Послушайте,  герцогиня,  раз  здесь  можно  маскироваться,  и   вы
изображаете такую прекрасную гречанку, мне хотелось бы одеться королем.
   Она велела подать ему широкий красный плащ,  волочившийся  по  земле.
Принесли и корону из  позолоченной  папки,  в  форме  лилии,  выложенную
разноцветными  стеклышками.   Надев   все   это,   король   стал   гордо
прохаживаться  по  залам,  помахивая  скипетром.  Рущук  протиснулся   к
герцогине и пробормотал:
   - Ну, не жалость ли это? Я сделал ошибку,  допустив  бедного  кретина
занять трон. Я должен был призвать  вас,  герцогиня.  Почему  я  боялся,
спрашиваю я себя. Что вы за женщина! Гениальная, прекрасная, чарующая  -
все, что хочешь...
   Она взглянула  на  него.  В  погасших  глазах  государственного  мужа
вспыхнул зловещий огонек, руки его дрожали, как  у  пьяницы.  Его  живот
колыхался над самой ее грудью.
   - Вы изменились за этот час, - заметила она, с лукавством разглядывая
исподлобья его покрытое белой щетиной, совершенно искаженное лицо. Рущук
пролепетал:
   - Я исправлю это, поверьте мне, ваша светлость... Не конспирировал ли
я уже однажды для вас, не предавал ли не раз своего монарха и не вел  ли
всегда двойной игры - для вас? Теперь  я  опять  посмотрю,  что  я  могу
сделать. Я велю объявить его слабоумным, что  это  мне  стоит?  Обещайте
только, что вы приедете и сделаете меня счастливым?
   - На сколько времени? - спокойно спросила она.
   - Навсегда! Вы будете королевой. Мы будем править вместе. Беата будет
устранена. Подходит вам это?
   Его перекатывающийся жир почти ударял ей в лицо.  Она  с  отвращением
погрузила в него два пальца: Рущук тотчас же, болтая  руками  и  ногами,
опрокинулся на подушки. Его щеки пугающе отвисли,  взор  остекленел.  Он
провел рукой по покрасневшему лбу.
   - Приказать принести воды? - спросила герцогиня, вставая.
   - Мне уже лучше, - беззвучно сказал он.
   -  Вы  могущественный  человек.  Здесь  есть  люди,   которые   хотят
поблагодарить вас.
   Она сделала знак паше. Измаил-Ибн, пошатываясь, подошел к ним. Он был
пьян, как при сборе винограда; жены поддерживали его справа  и  слева  и
оберегали от падения. Он тотчас бросился к министру.
   - Брат, благодетель мой - сказал он,  запинаясь,  но  с  достоинством
пожимая руку Рущука, - что ты за человек! Посмотрите на него, герцогиня,
что он за человек! Всем я обязан тебе - своей жизнью, своим  состоянием:
властитель правоверных вернул мне его, и генеральным консулом в  Неаполе
он сделал меня, благодаря твоему заступничеству!
   На  глазах  у  него  выступили   слезы,   и   он   звучно   поцеловал
государственного мужа в обе щеки. Эмина и Фарида  бурно  сделали  то  же
самое; Фатма последовала их примеру, мягко и  благодарно.  Но  Рущук  не
сводил глаз с высокой Мелек; она безучастно  стояла  в  стороне,  поводя
черными глазами. Герцогиня сказала, легкомысленно смеясь и положив  руку
на плечо Мелек:
   - Дай ему поцеловать руку,  Мелек!  Он  верующая  натура,  он  охотно
преклоняет колена перед такими простыми божествами, как ты.
   Мелек, не понимая, протянула руку. Рущук припал к ней жадными губами.
   - Это тоже моя жена, - объявил, подмигивая, паша. - Ты хочешь ее?  Ты
ее получишь. Ведь я всем обязан тебе. Дай мне только полмиллиона, и  она
твоя. Разве я могу в чем-нибудь отказать тебе? С моей собственной  женой
ты можешь за какие-нибудь полмиллиона делать, что хочешь: но только это,
ты понимаешь. Потом  ты  отдашь  мне  ее  обратно,  иначе  она  была  бы
несчастна, она очень любит меня... Скажи, ты согласен?
   - Как он может не быть согласен? - сказала герцогиня.  -  Правда,  он
мог бы легко сдержаться, но он так богат. К чему  отказывать  в  радости
себе и другим?
   И она ушла танцевать и долго еще смеялась открытыми, влажными губами,
поднося лорнет к глазам.
   Рущук, позеленев, вытирал лоб своим надушенным платком.
   - Не глуп ли я, - бормотал он. - В моем опасном положении  не  делают
таких глупостей. Но сегодня ночью все теряют рассудок, даже  я.  С  этим
ничего не поделаешь. И во всем виновата эта герцогиня!
   Он тревожно оглянулся; она кружилась далеко от него.
   - Но полмиллиона! Меня следовало бы высечь!..
   Он хотел вскочить, но в эту минуту Мелек подняла одну из своих мощных
рук, чтобы откинуть волосы со лба, - и Рущук сдался.
   - Ну? - поддразнивая, спросил паша, тяжело ворочая языком. - Дай  мне
полмиллиона, и ты тотчас же сможешь делать с моей женой, что хочешь.  Но
только это, - с пьяным упрямством повторил он.
   - Пэ! - произнес Рущук. Он положил руку на ручки кресла  и  попытался
принять безучастный вид. - Пришли мне твою жену, чтобы покончить с  этим
и чтобы я не слышал больше твоей надоедливой фразы. Ведь ты пьян... Нет,
нет! - вдруг крикнул он в страхе, растопырив пальцы.  -  Уйди  от  меня!
Если я захочу твою жену, я дам тебе знать.  Если  я  делаю  какое-нибудь
дело, то делаю. Если я не делаю его, то это мое дело. Иди-ка отсюда!
   - Ты позовешь меня обратно,  -  икая,  сказал  паша  и,  пошатываясь,
двинулся дальше. - Ты получишь  ее  за  полмиллиона.  В  чем  я  мог  бы
отказать тебе? Можешь делать с нею, что хочешь. Но только это!


   Рущуку и паше завидовали:  они  удовлетворяли  свои  желания,  громко
выражали  их,  требовали  больших  сумм,  бранились.  Каждому   хотелось
подражать им. Было сброшено еще несколько цепей.  Парочки  разгорячились
еще больше. Там и сям обменивались колкостями.
   Винон  Кукуру  за  лавровым  кустом  позволила  прекрасному   маркизу
Тронтола поцеловать себя в затылок.  Ее  сестра  Лилиан,  проходя  мимо,
раздвинула ветви и сказала: