шагом направился к новотевтонцам. Отныне он проводил с ними все  вечера,
а дни посвящал зубрежке, готовясь к устному экзамену, но из благоразумия
- не дома, а в лаборатории. Возвращаясь домой,  он  с  тяжелым  чувством
поднимался по лестнице и не мог не сознаться, что сердце у  него  не  на
месте. Нерешительно открывал он дверь своей комнаты  -  никого;  и  хотя
сначала испытывал при  этом  облегчение,  Б  конце  концов  спрашивал  у
хозяйки, не заходил ли к нему кто-нибудь. Нет, никто не приходил.
   Но через две недели он получил письмо.  Он  вскрыл  его  раньше,  чем
подумал, что делает. Бросил в ящик письменного стола, но  тут  же  снова
достал и, держа от  себя  как  можно  дальше,  принялся  читать.  Жадно,
подозрительным  взглядом  выхватывал  фразу  то  тут,  то  там.  "Я  так
несчастлива..." - "Слыхали  мы!"  -  отвечал  мысленно  Дидерих.  "Я  не
отваживаюсь пойти к тебе..." - "Твое счастье!" - "Это ужасно, что  между
нами встала такая стена..." - "Хорошо, что ты  сама  это  понимаешь!"  -
"Прости меня за все, что произошло. Или ничего  не  произошло?.."  -  "С
меня хватит!" - "Я не могу  больше  жить..."  -  "Старые  песни!"  И  он
решительно бросил письмо  в  ящик,  где  хранилось  его  собственное,  к
счастью не отосланное, послание, написанное одной безумной ночью,  когда
он утратил чувство меры.
   Неделю спустя, возвращаясь поздним вечером домой, он услышал за собой
шаги, как-то особенно  прозвучавшие.  Он  круто  повернулся:  он  увидел
женскую фигуру; женщина остановилась и  стояла,  слегка  подняв  руки  с
раскрытыми ладонями. Уже отпирая дверь и входя, он все еще  видел  ее  в
полумраке улицы. В комнате он  не  зажег  света.  Он  стыдился  осветить
комнату, некогда  принадлежавшую  ей,  зная,  что  она  стоит  внизу,  в
темноте, и жадно вглядывается в его окна. Шел дождь. Сколько  часов  она
ждала? Несомненно, она все еще стоит там и на что-то надеется. Это  было
невыносимо! Он рванулся к окну, хотел  распахнуть  его  -  и  попятился.
Неожиданно для себя он вдруг очутился на лестнице, с ключом  от  входных
дверей в руках. Едва успел опомниться и вернуться. Наконец он заперся  и
стал раздеваться. "Побольше выдержки, милейший!"  На  этот  раз  ему  не
так-то легко удалось бы вывернуться. Девушку, конечно, жалко, но ведь на
то была ее воля. "На первом месте - мой долг перед самим собой".  Утром,
плохо выспавшись, он даже рассердился на нее за эту попытку вновь выбить
его из колеи. В такой момент, зная,  что  впереди  у  него  экзамен!  Не
бессовестно ли! Впрочем, это вполне на нее похоже. Эта ночная сцена, эта
роль нищенки под дождем придали теперь ее образу что-то подозрительное и
жуткое. В его глазах она окончательно пала. "Никаких уступок, ни в  коем
случае! - поклялся он себе и решил  переменить  квартиру.  -  Даже  если
придется пожертвовать уплаченным задатком". К счастью, один из студентов
как раз искал комнату. Дидерих, ничего не потеряв, тотчас же переселился
в отдаленный северный район столицы. Вскоре он сдал  последний  экзамен.
"Новотевтония" чествовала его "утренней" пирушкой,  которая  длилась  до
вечера. Когда пришел домой, ему сказали,  что  его  дожидается  какой-то
господин. "Вероятно, Вибель, - мелькнуло у  него  в  голове,  -  пришел,
разумеется, поздравить". Его вдруг окрылила надежда: "А  не  асессор  ли
это фон Барним?" Он открыл дверь и попятился. В комнате  стоял  господин
Геппель.
   И он тоже сначала онемел.
   - Во фраке? По какому случаю?  -  сказал  он  наконец  и  прибавил  с
запинкой: - Вы не от нас ли?
   - Нет, - ответил Дидерих и вновь  испугался.  -  Я  только  что  сдал
экзамен и получил докторский диплом.
   - Вот как! Поздравляю, - сказал Геппель.
   Дидерих с трудом выговорил:
   - Как вы узнали мой новый адрес?
   Геппель ответил:
   - Вашей прежней хозяйке вы его, конечно, не оставили. Но существуют и
другие способы.
   Они посмотрели друг на друга. Геппель говорил спокойно,  но  Дидериху
чудились в его голосе угрожающие нотки. Он все время гнал от себя  мысль
о катастрофе, и вот она разразилась. Он вынужден был сесть.
   - Видите ли, Агнес плохо себя чувствует, вот  я  и  пришел,  -  начал
Геппель.
   - О! - воскликнул Дидерих с поддельным ужасом. - Что с ней?
   Геппель горестно покачал головой.
   - С сердцем неладно;  но  все  это,  конечно,  чисто  нервное...  Да,
конечно, - повторил он, так и не  дождавшись,  чтобы  Дидерих  поддакнул
ему. - Она скучает, даже в меланхолию впала, и мне хотелось  бы  поднять
ее настроение. Выходить ей нельзя. Но, может быть, вы к  нам  пожалуете,
завтра как раз воскресенье.
   "Спасен, - подумал Дидерих. - Он ничего не знает". От радости он стал
дипломатом; он почесал в затылке:
   - Я и сам уже к вам собирался. Но заболел наш управляющий фабрикой, и
меня срочно вызывают домой. Я даже профессорам  своим  не  могу  нанести
прощальных визитов, завтра же утром выезжаю.
   Геппель положил ему руку на колено.
   - Вам следовало бы еще подумать на этот счет. Долг  дружбы  иной  раз
тоже кой к чему обязывает.
   Он говорил медленно и так пристально смотрел на Дидериха, что тот  не
выдержал и отвернулся.
   - Если бы я мог, - пробормотал Дидерих.
   - Вы можете. Вообще в вашей власти сделать все, что  делают  в  таких
случаях.
   - Каким образом? - Дидерих весь похолодел.
   - Вы сами это прекрасно знаете, - сказал отец и, отодвинувшись вместе
со стулом, продолжал: - Надеюсь, вы не подумали, что меня  послала  сюда
Агнес? Наоборот, она взяла с меня слово, что я  ничего  не  предприму  и
оставлю вас в покое. Но, поразмыслив, я решил,  что  было  бы  глупо  не
поговорить с вами напрямик, мы ведь добрые знакомые,  и  я  знал  вашего
покойного отца, и в деловом отношении мы с вами связаны, и так далее.
   Дидерих  подумал:  "Наши  деловые   связи   приказали   долго   жить,
драгоценнейший!" Он приготовился к защите.
   - Я вовсе не уклоняюсь от прямого разговора, господин Геппель.
   - Ну и прекрасно. Значит, все в порядке. Я, конечно, понимаю: ни один
молодой человек,  особенно  в  наше  время,  не  решается  на  брак  без
колебаний и опасений. Но если все так ясно,  как  у  нас  с  вами?  Наши
предприятия дополняют одно другое, и если  вы  захотите  расширить  свою
фабрику, приданое Агнес будет вам большой подмогой.  -  И,  не  переводя
дыхания, глядя в сторону: - В настоящее время, правда, я мог бы обратить