попечительство об отбывших срок заключенных, и чего-чего  только  он  не
учредил. Интересно знать, когда он находит время заниматься собственными
делами?
   - Меня не слишком бы удивило, - сказала фрау Геслинг, - если  бы  дел
этих оказалось не так уж много. Хотя  я,  разумеется,  благоговею  перед
господином Буком. Ведь его все уважают.
   - Почему, скажите на  милость?  -  Дидерих  злобно  рассмеялся.  -  С
детства нам внушали почтение к старому Буку! Он, дескать, первое лицо  в
городе! В сорок восьмом, видите ли, был приговорен к смертной казни!
   - Это историческая заслуга - так всегда говорил твой отец.
   -  Заслуга?  -  возопил  Дидерих.  -  Всякий,  кто  восстает   против
правительства, для меня конченый человек. Неужели измену можно  называть
заслугой?
   И он пустился перед изумленными женщинами в политические рассуждения.
Позор для Нетцига, что отжившие свой век демократы все еще играют первую
скрипку в городе. Это же мягкотелые люди,  лишенные  верноподданнических
чувств! Они в постоянной вражде с  правительством!  Сущая  насмешка  над
духом времени! Почему у нас  такой  застой  в  делах,  нет  кредита?  Да
потому, что в рейхстаге  сидит  член  суда  Кюлеман,  друг  пресловутого
Эйгена Рихтера ! Само  собой  разумеется,  что  такое  гнездо
вольнодумцев, как Нетциг, не включают  в  сеть  главных  железнодорожных
путей и не дают ему гарнизона. Нет притока населения, нет никакой жизни!
В магистрате засело несколько семей, и ни для кого  не  тайна,  что  все
заказы они распределяют между собой, у остальных же только слюнки текут.
Гаузенфельдская бумажная фабрика снабжает бумагой весь город, потому что
ее владелец, Клюзинг, из той же банды старика Бука.
   И Магда также могла привести кое-какие факты.
   - На днях, - сказала она, -  в  нашем  кружке  отменили  любительский
спектакль, потому что, изволите ли видеть, заболела дочь  старика  Бука,
фрау Лауэр. Ведь это форменный попизм!
   - Не попизм,  а  непотизм  ,  -  строго  поправил  сестру
Дидерих. И, свирепо поводя глазами,  продолжал:  -  В  довершение  всего
Лауэр еще и социалист. Но несдобровать старику Буку! Пусть знает: мы ему
спуску не дадим!
   Фрау Геслинг умоляюще воздела руки к потолку:
   - Дорогой мой сын! Обещай мне, что,  когда  будешь  делать  визиты  в
городе, ты побываешь у господина Бука. Он пользуется таким влиянием!
   Но Дидерих не обещал.
   - Надо дать дорогу и другим! - крикнул он.
   Все же ночью он спал неспокойно. В семь утра уже спустился на фабрику
и тотчас же поднял  шум  из-за  того,  что  со  вчерашнего  дня  повсюду
валяются бутылки из-под пива.
   - Это вам не место для попоек, тут не кабак! Разве не сказано об этом
у нас в правилах внутреннего распорядка, господин Зетбир?
   - В правилах? - переспросил старый бухгалтер. - У нас никаких  правил
нет.
   Дидерих лишился дара речи, он заперся с Зетбиром в конторе.
   - Никаких правил? В таком случае я ничему больше  не  удивляюсь.  Что
это за смехотворные заказы?  Какая-то  мышиная  возня!  -  Он  перебирал
письма, швыряя их одно за другим  на  стол.  -  По-видимому,  я  вовремя
взялся за дело. В ваших руках все идет прахом.
   - То есть как это прахом, молодой хозяин?
   - Для вас я господин доктор! - И Дидерих без околичностей  потребовал
снизить цены, чтобы подорвать конкурентов, забить все остальные фабрики.
   - Это нам не под силу, - возразил Зетбир. - Да мы и  не  в  состоянии
выполнять такие крупные заказы, как гаузенфельдская фабрика.
   - И вы еще смеете называть себя деловым  человеком?  Надо  приобрести
больше машин.
   - Для этого нужны деньги, - сказал Зетбир.
   - Получим в кредит! Я вас научу работать! Только диву дадитесь. А  не
захотите меня поддержать, обойдусь без вас.
   Зетбир покачал головой.
   - С вашим отцом, молодой человек,  мы  работали  в  полном  согласии.
Вместе начинали дело, вместе ставили его на ноги.
   - Нынче не те времена, зарубите себе на носу. Я  сам  буду  управлять
своей фабрикой.
   - Вот она, бурная молодость! - вздохнул Зетбир.
   Ни Дидерих уже хлопнул дверью. Он прошел через цех, где  механические
барабаны с грохотом перемывали в хлористом растворе тряпье, и направился
в  помещение,  где  был  установлен  большой  голландер.  В  дверях   он
неожиданно наскочил на чернобородого механика. Дидерих вздрогнул  и  уже
хотел уступить ему дорогу, но вовремя опомнился и  в  отместку  за  свой
испуг, проходя мимо, толкнул его  плечом.  Отдуваясь,  он  смотрел,  как
работает голландер, как вертится барабан, как ножи раздергивают ткань на
волокна. А может быть, рабочие заметили, что он испугался чернобородого,
и исподтишка ухмыляются? "Наглец!  Вышвырнуть  его  вон!"  Зоологическая
ненависть вспыхнула в Дидерихе, ненависть белокурой особи к темнокожей и
костлявой, словно к человеку другой, враждебной расы,  которую  ему  так
хотелось бы считать низшей и которой он боялся. Он вскипел.
   - Барабан неправильно  поставлен,  ножи  плохо  работают.  -  Рабочие
только посмотрели на него. Тогда он заорал: -  Механик!  -  Чернобородый
подошел. - Ослепли вы, что  ли,  не  видите  этого  безобразия?  Барабан
придвинут слишком низко к ножам,  они  все  тут  в  порошок  сотрут.  Вы
ответите за убытки.
   Механик наклонился над машиной.
   - Никаких убытков не будет, - спокойно  сказал  он,  но  Дидерих  уже
опять терзался сомнением, не ухмыляется ли тот в свою черную бороду?
   В угрюмом взгляде механика сквозила  насмешка.  Дидерих  не  выдержал
этого взгляда, он даже позабыл метнуть испепеляющий взор и только руками
размахивал.
   - Вы мне ответите!
   - Что случилось? - спросил Зетбир, прибежавший на  шум.  Он  объяснил
хозяину, что волокна имеют нормальную толщину и что так делалось всегда.
Рабочие утвердительно кивали, механик  спокойно  стоял  рядом.  Дидерих,
понимая, что ему не хватает практических  познаний  для  спора  с  этими
людьми, лишь крикнул.
   -  В  таком  случае  впредь  извольте  делать  по-другому!  -   круто
повернулся и вышел вон.
   Войдя в тряпичный цех, он напустил на себя важность и с видом знатока
наблюдал, как работницы, сидя за длинными решетчатыми столами, сортируют