И еще доверчивее прибавил: - Сами понимаете, что я удерживаю отсюда свою
долю. А вы, конечно, будете получать определенное и  вполне  достаточное
содержание? - И так как в ответ Терра только пахнул дымом папиросы: -  К
сожалению, нет? Тогда  мы  поймем  друг  друга.  Не  собираетесь  ли  вы
случайно сегодня вечером в кафе "Националы"?
   - Я очень занят, - сдержанно ответил Терра.
   - А я? - укоризненно спросил Морхен -  На  моей  обязанности  внешние
сношения. Я бегаю. Иначе куда бы я  девал  свой  жир?  -  Снова  лукавая
усмешка, и толстяк приоткрыл внутреннюю дверь. - Вы его жалеете, правда?
- спросил он уже в дверях, кивком головы указав на комнату директора.
   - Прохвост! - бросил Терра ему вслед.
   Он  просмотрел  полученные  от  директора  бумаги,  затем  быстро   и
решительно  начал  писать.  Он  уже  не  слышал  шума  в  приемной.   От
удовольствия он водил языком по губам.  "Браво!"  -  сам  восхищался  он
своим  новоявленным   талантом.   Написанное   им   представляло   собой
необузданную фантазию  на  тему  об  опере,  сочиненной  некоей  высокой
особой, которую  он  величал  просвещенным  гением  высшего  полета,  но
цветистое описание этого  чуда  искусства  являлось  в  то  же  время  и
приманкой для соседней дружественной страны, где не только  должны  были
поставить оперу, но и где была родина  тех  бумаг,  которые  требовалось
протащить на биржу. "Как странно, - вдруг пришло ему в голову, -  статья
охватывает пункты А и Б, дело и  наслаждение,  а  следовательно,  и  всю
жизнь, но при этом все в ней химера, игра воображения или обман:  трудно
пока решить, что именно. - Он подошел к  обитой  войлоком  двери.  -  За
этими тюфяками сидит мой директор и считает себя благодаря  бутафории  и
телефону  тончайшим  знатоком  жизни,  сам  того  не   ведая,   что   он
всего-навсего  жалкий  поэт  в  мансарде,  которого  может  основательно
промочить дождик. - Он раскрыл телефонную книгу. -  Прохвост  был  прав,
мне его жалко, я хочу помочь ему одолеть прохвоста... А что симпатичного
в директоре? То, что он  пугается,  когда  действительность  предъявляет
свои права. Едва из люка показались шляпка с фиалками и  прядь  крашеных
волос, как пелена спала у него с глаз, он осознал  серьезность  жизни  и
растерялся, бедный глупец".
   Терра позвонил по телефону, решив: "Искуснее подойти к делу не  сумел
бы даже мой учитель".
   - Господин доктор! - обратился он к  откликнувшемуся  на  его  звонок
редактору. - Вы самый выдающийся во всей берлинской прессе специалист по
биржевым делам. Это известно всему миру, и  я  не  хочу  быть  одним  из
многих, которые вам об этом твердят. - После чего, варьируя обороты речи
и интонации, он раз десять повторил то же самое,  а  редактор  слушал  и
впитывал его слова. - Кроме того, вы, как никто другой, господин доктор,
умеете воздействовать на массы с высот вашего культурного призвания. "Не
хватил ли я через край?" - озабоченно думал Терра. Но в трубке как будто
послышалось   одобрительное   бормотанье.    -    Из    всех    биржевых
корреспондентов, - воскликнул Терра торжественно-приподнятым тоном, - вы
один сумели найти в чисто экономической задаче  средство  к  объединению
народов и без устали стремитесь привлечь на нашу сторону самую душу того
народа, чьи акции нам следует приобретать.  Будучи  горячим  поклонником
ваших научных экскурсов в те страны, которые могут  стать  ареной  нашей
предприимчивости... А разве  по  своей  стилистической  красочности  эти
статьи не художественные творения?.. - Только спустя  пять  минут  Терра
заговорил об интересовавшем его  частном  вопросе.  Часы  пробили  ровно
двенадцать,  когда  он  получил  разрешение  немедленно  доставить  свою
статью.
   Выбегая из подъезда, он столкнулся с Элиасом, который скромно уступил
ему дорогу. Терра остановился.
   - Вы тоже идете обедать? Едемте со мной.
   Он впихнул Элиаса в проезжавший экипаж. Элиас боялся вздохнуть,  сидя
в таком шикарном экипаже. Старик был в  потертом  пиджаке,  без  пальто;
чтобы защититься от порывов ветра, он прижимал руки к  груди.  Выражение
лица у него было смиренное, а  в  манере  держать  голову  чувствовалась
настороженность.
   - Извините, - сказал он, - я не обедаю. Свою порцию хлеба я уже съел,
а теперь хотел только прогуляться.
   - Я вас приглашаю, - сказал Терра. - "Главное агентство по устройству
жизни" не очень-то вас откармливает?
   - Еще бы, на пятьдесят марок в месяц! - подтвердил Элиас;  его  карие
глаза приветливо поблескивали. В ответ  на  возмущенный  жест  Терра  он
заметил: - Собственно, семьдесят пять. Но остальные я отношу в банк.
   - Вы стойкий человек, - сказал Терра  и,  так  как  они  подъехали  к
ресторану, прибавил: - Заказывайте обед, а мне придется оставить вас  на
несколько минут: у меня поручение от директора.
   У дверей Элиас окликнул его.
   - Вы ведь не собираетесь сыграть со мной шутку и бросить меня  здесь?
- спросил он. - Денег у меня нет.
   - Успокойтесь, - ответил Терра, - я  слишком  заинтересован  в  нашем
"Главном агентстве".
   Служащий "Главного агентства" кротко, но настойчиво  взглянул  ему  в
глаза, затем опустил веки и с улыбкой прирожденного недоверия  покорился
необъяснимой причуде.
   Терра вернулся очень скоро.
   - Редакция "Локальпрессе" вне себя от восторга, - сообщил он.  -  Мое
вступление в "Главное агентство" складывается блестяще.
   - Раз вы умеете писать, - заметил Элиас, жадно уплетая  обед,  -  вам
легче водить других за нос, чем нашему брату.
   - Ну, такой человек, как вы, не может быть вечно на ролях обманутого,
- сказал Терра уверенно.
   Покраснев, Элиас перевел дух.
   - Только бы собрать тысячу марок, тогда я сам затею дельце.
   - А "Главному агентству" вы, видимо, своих сбережений не доверяете?
   Элиас покачал головой.
   - Что я, с ума сошел?
   - Ага! - кратко отозвался Терра. После чего  они  взглянули  друг  на
друга.
   С неизменной улыбкой Элиас подчинился новому обороту разговора.
   - Если вы из конкурирующей фирмы, то что вы желаете знать  и  сколько
предлагаете?
   - По меньшей мере двадцать марок прибавки, если вы мне  скажете,  кто
такой Морхен.
   - Господин Морхен, - Элиас покачал головой,  -  человек  тонкий,  ему