Не входя к себе в кабинет, он  снова  спустился  на  улицу,  так  как
приближался момент  выхода  "Локальпрессе".  Редактор  биржевого  отдела
почуял, что статья сулит сенсацию, и хотел напечатать ее  сейчас  же,  в
вечернем выпуске. Бодро шагал Терра по Фридрихштрассе. Меньше суток он в
Берлине - и уже чувствует себя во всеоружии. В быстром  мелькании  толпы
он не различал отдельных лиц, но  ощущал  каждого  из  прохожих,  как  и
разогретую их шагами торцовую мостовую.  Надо  действовать  и  приступом
взять успех. Кругом нищета, роскошь, мошенничество, и все они уравнены в
правах взаимной борьбой. Торговые дома пропускают  столько  покупателей,
сколько могут, и эксплуатируют своих служащих, тоже  как  только  могут.
Борьба разрастается, невзирая на тебя и твои терзания.  Возьми  ж  ее  в
свои руки, сделайся ее вожаком.
   Получив у первого разносчика газету, он развернул ее, словно в  чаду,
но, пробегая столбцы при свете газовых  фонарей,  быстро  отрезвился:  в
отделе  торговли  не  было  ничего.  Все  же  он  нашел   свою   статью,
напечатанную в  виде  фельетона;  он  прочел  ее  у  подъезда  "Главного
агентства". Господи, как она искорежена, скомкана! Редактор  с  присущей
ему проницательностью вычеркнул все, что могло пойти на пользу "Главному
агентству": допущение на биржу последних  акций,  а  также  деятельность
"Главного агентства по устройству жизни" в интересах  оперы,  написанной
высокой  особой.  Правда,  литературно-музыкальная  оценка  произведения
частично сохранилась.
   Терра поднялся по ступенькам с сознанием: "Первая неудача! Но  второе
дело стоит двух. В атаку на Морхена!" Пробравшись через  толпу  к  своей
двери, он решительно распахнул ее - и так  же  быстро  снова  закрыл  со
словами:  "Прошу  прощения".  Он  увидел  даму  с  фиалками  в  объятиях
какого-то господина, но отнюдь не директора. Господин поддерживал ее  за
талию, а она откинула голову и весь стан так, что его  лицо  приходилось
над ее лицом. Эта картинная поза не оставляла сомнения в том,  кто  она.
Хотя ее наполовину скрывала фигура мужчины и она еще не  успела  поднять
глаза, но как было не узнать в ней женщину с той стороны!


   Они отодвинулись друг от  друга,  однако  без  излишней  поспешности.
Женщина с той стороны кивнула Терра так, будто лишь вчера назначила  ему
свидание.
   - Как вам жилось это время? - спросила она по-приятельски.
   - Великолепно, - ответил он ей в тон.  -  Иначе  и  не  может  житься
заведующему отделом рекламы.
   - А наше дело? Ведь у нас всех троих, по-моему, одно  общее  дело,  -
заметила она своему партнеру.
   - Да ну! - воскликнул Терра,  искренно  удивленный.  А  у  того  лицо
совсем вытянулось. Он был  еще  выше  женщины  с  той  стороны,  казался
непомерно широкоплечим и каким-то деревянным,  физиономия  у  него  была
бульдожья, с глазами навыкате, коротким носом и с обвисшими, несмотря на
молодость, щеками.
   - Дело? Мне  ничего  неизвестно,  -  громким,  но  пискливым  голосом
произнес великан.
   Княгиня Лили сказала презрительно:
   - Оставьте при себе дипломатические ухищрения, господин фон Толлебен.
Господин Терра - заместитель господина фон Прасса. Вы  можете  ошеломить
его полной откровенностью, в духе вашего  бывшего  начальника.  Господин
фон Толлебен состоит в министерстве иностранных  дел,  -  пояснила  она,
обращаясь к Терра.
   Только теперь Терра заметил, что этот человек, когда у него на голове
останется еще меньше волос, а брови станут еще кустистее, будет как  две
капли воды похож на Бисмарка. Сделав это открытие,  он  поклонился,  как
подобало заведующему отделом  рекламы,  словно  отдавая  себя  в  полное
распоряжение клиента. Здесь речь несомненно шла о высочайшей опере.  Но,
увы,  фон  Толлебен,  неприступный  по-прежнему,  с   таким   презрением
воззрился на Терра, будто перед ним была  по  меньшей  мере  побежденная
Дания . Терра внутренне вскипел.
   - Я вполне в курсе дела, - раболепно  заверил  он,  приложив  руку  к
сердцу.
   - В интересах господина фон Прасса будем надеяться, что это не так, -
нелюбезно возразил фон Толлебен.
   "Скотина!" - всей своей закипевшей кровью ощутил Терра. Он  склонился
еще ниже сначала перед ним, затем перед ней.
   - Княгиня! - обратился он подчеркнуто-почтительно  к  женщине  с  той
стороны. - Имею честь  доложить  вашей  светлости,  что  я  ради  успеха
высочайшей  оперы  трудился  целый  день  до  полного   изнеможения,   -
проговорил он, запинаясь.
   - Как? Что такое? - пропищал фистулой Бисмарк.
   - До полного изнеможения.
   - Высочайшая опера вас совершенно не касается, поняли?
   - Ваше доверие, господин барон, обязывает, - ответил Терра и протянул
фон Толлебену газету с литературно-музыкальным дифирамбом.
   - Вы мне неприятны, - сказал Бисмарк с той же  пресловутой  прямотой.
Враги обменялись взглядом, который был яснее всяких слов.
   В то время как фон Толлебен подошел к лампе, чтобы  прочесть  статью,
княгиня неслышно приблизилась к Терра.
   - Государственная  тайна,  мой  друг,  -  прошептала  она  беззвучным
движением  губ.  -  Высочайшая  опера  создана  здесь,  на  месте,   она
существует только для того, - произнесла она с полуусмешкой, взглянув на
Толлебена, - кто в нее верит.
   Терра безмолвно и очень ловко скривил  в  гримасу  рот  и  все  лицо.
Женщина с той стороны  засмеялась  своим  звонким,  равнодушным  смехом.
Дипломат подозрительно покосился на них и поспешил подойти ближе.
   - Бойкое перо, - сказал  он  почти  вежливо,  обращаясь  к  Терра.  -
Музыкальную  тему  божественной  благодати  я  охотно  просмотрел  бы  в
партитуре. Нет ли ее случайно при вас?
   - К моему величайшему сожалению,  она  в  кабинете  у  господина  фон
Прасса.
   Тогда дипломат потребовал, чтобы  Терра  принес  ее,  а  Терра  очень
учтиво предложил ему самому попытаться  это  сделать.  Фон  Толлебен,  в
самом деле, попробовал открыть обитую войлоком дверь или же докричаться,
чтобы ее открыли изнутри. Но у него  не  хватило  голоса,  и  высочайшая
опера осталась недоступной. Свою досаду он выместил на Терра.
   - Сударь! Вы бессовестный обманщик, - сказал он откровенно.