- Он послал меня к вам. Он уже давно просил  меня  заняться  вами,  в
случае, если он больше не будет в состоянии сделать это сам.
   - Не в состоянии больше? - переспросила она печально, без волнения.
   - Он... скончался?
   - ...умер.
   Она опустила голову, думая о последней безрадостной встрече.  Она  не
выказала горя.
   Герцог поцеловал ей руку, успокаивал и в то же время разглядывал  ее.
Она была стройна, члены ее были тонки и гибки, у нее были тяжелые черные
волосы юга, где вырос ее род, и голубовато-серые, как северное  море  ее
предка, глаза. Старый знаток размышлял: "Она -  настоящая  Асси.  В  ней
есть холодная сила, которая была у  нас,  и  остатки  того  сицилийского
огня, который также был у нас".
   Несмотря на  свой  преклонный  возраст,  он  был  еще  очень  хорошим
ездоком, но старался скрывать это, катаясь с неопытной молодой девушкой.
Они мчались вдоль берега, по жесткому песку и по воде. Раковины и  куски
морских звезд разлетались под копытами.
   - Я сделался веселым малым, - вздыхал про себя герцог. - Но нельзя же
отстать от нее. Если бы я дал  волю  своему  искусству,  я  заставил  бы
малютку смотреть на меня снизу вверх. А к этому она, как мне кажется, не
склонна от рождения.
   Только  однажды,  когда  ее  шляпу  снесло   в   море,   и   Виоланта
скомандовала: "В воду", он воспротивился.
   - Насморк... в мои годы...
   Она вскочила в  воду,  скорчившись  на  спине  плававшего  коня,  как
обезьянка. Вернувшись, она показала свой мокрый шлейф.
   - Вот и все. Почему вы не могли сделать этого?
   - Потому что мне далеко до вас, милая малютка.
   Она счастливо засмеялась.
   Он  терпеливо  ждал,  пока  ему  не  показалось,  что  жизнь   вдвоем
превратилась для нее в привычку. Тогда он сказал:
   - Знаете, я здесь уже пять недель. Я  должен  опять  навестить  своих
друзей.
   - Где же это?
   - В Париже, в Вене, везде.
   - А!
   - Вам жаль, Виоланта?
   - Ну...
   - Вы можете поехать со мною, если хотите.
   - Хочу ли я? - спросила она себя. - Если бы  озеро  было  таким,  как
прежде, мне незачем было бы уезжать, но теперь...
   Она вспомнила о ночном посещении Пьерлуиджи, о его  молящем  жесте  и
милой улыбке его дамы.
   - Неужели я должна покинуть вас?  -  подумала  она  вслух,  становясь
глубоко серьезной.
   - В качестве моей жены? - спокойно добавил герцог.
   - Вашей... Почему же?
   - Потому что это самое простое.
   - Ну, тогда...
   Она вдруг начала смеяться. Предложение было принято.


   Зиму траурного года они провели в Каннах, в строгом уединении. Вилла,
в которой они поселились, выглядывала из-за увитых лавром стен и  густой
изгороди из роз, вызывая в прохожих представление о тишине  и  забвении.
Герцогиня скучала и писала письма monsieur Анри.
   Летом они  объездили  Германию  и  в  конце  сентября  встретились  в
Биаррице с парижскими друзьями  герцога.  Ко  времени  приезда  в  Париж
Виоланта была уже в самых  близких  отношениях  с  княгиней  Урусовой  и
графиней Пурталес. Паулина Меттерних, относившаяся к ней как  к  младшей
сестре, была посредницей при ее знакомстве с  Веной.  Был  1867  г.  Для
некоторых  членов  этого  общества  из  Парижа   в   Вену   шла   прямая
увеселительная аллея. Все то, что лежало по пути направо и налево,  было
деревнями,  пригодными  только   для   того,   чтобы   менять   лошадей.
Общенародный  способ  передвижения  находился  в   пренебрежении;   граф
д'Осмонд и герцогиня Асси с супругом выехали из Парижа двумя  четвернями
и въехали во двор отеля "Эрцгерцог Карл". Виоланта  приняла  приглашение
графини Клам-Галлас в ее ложу в придворном венском театре;  она  села  в
свою  карету   в   Париже,   чтобы   заглянуть   в   Вене   в   телескоп
женщины-астронома Терезы Герберштейн.
   Непосредственность ее поведения, отсутствие низменного тщеславия в ее
непритворном высокомерии вызывали восхищение: они восхищали прежде всего
самого герцога. Ему было шестьдесят шесть лет, и  уже  шесть  лет  он  в
угоду своему здоровью смотрел на  женщин,  только  как  на  блестящие  и
сложные украшения. Теперь он ближе  других  мог  любоваться  прекрасным,
свободным созданием, для которого в атмосфере желаний,  темных  сплетен,
робких интриг и  тайных  вожделений  все  оставалось  ясным  и  светлым,
которое нигде  не  подозревало  пропастей  и  опасностей.  Он  испытывал
своеобразное наслаждение, видя, как среди изнуренной толпы  титулованных
искателей   счастья,   преждевременно   состарившихся   в   утомительных
удовольствиях,  она  идет  спокойными,   уверенными   детскими   шагами.
Разбудить   ее   дряхлой   утонченности   старца    казалось    безумным
преступлением. К тому же он говорил себе, что было бы глупо  открыть  ей
радости, продолжения которых она по необходимости должна была бы  искать
у других.
   Он не открыл ей их. Ей рассказали, что маркиза де  Шатиньи  не  может
ждать детей от своего мужа.
   - Откуда это известно? - спросила Виоланта.
   - От mademoiselle Зизи.
   - Ах, от этой оперной?
   - Да.
   Она хотела спросить, откуда же mademoiselle Зизи может знать это,  но
почувствовала, что этот вопрос  не  принадлежит  к  тем,  которые  можно
делать вслух.
   Стройная графиня  д'Ольней  явилась  однажды  вечером  в  австрийское
посольство с огромным животом; это была одиночная попытка  ввести  опять
моду на беременность, существовавшую в пятидесятых годах. Герцогине  это
показалось очень забавным; последовало несколько дней  задумчивости,  по
прошествии которых она объявила герцогу, что чувствует себя матерью.  Он