Кроме определенного  содержания,  она  получила  приличное  поместье.
Николай посещал ее каждый вечер. Тайные агенты подслушивали у дверей, но
редко можно было услышать что-нибудь о политике, и никогда -  что-нибудь
неприличное. В  коляске  Беата  Шнакен  сидела  всегда  рядом  со  своим
царственным  другом,  белая  и  розовая,  пряча  обозначавшийся  двойной
подбородок в черный кружевной  воротник.  Граф  Биттерман,  друг  юности
Николая, на коленях просил ее обвенчаться с ним;  с  графиней  Биттерман
король может быть в близких отношениях. Но Беата  отклонила  предложение
верного слуги династии Кобургов; она находила, что не  нуждается  в  том
спасении ее чести, которого он желал. И в самом деле, никто не  требовал
этого от нее. Даже королева открыла Беате свое сердце; по  этому  поводу
рассказывались трогательные истории.
   Беата вела себя в своем щекотливом положении с величайшей  ловкостью,
ничем не давая повода вспомнить о прежних фазах своей  жизни.  Время  от
времени  она  брала  кратковременный  отпуск  для  свидания  в  Ницце  с
каким-нибудь венским евреем, торговцем лошадьми, или  же  ездила  по  ту
сторону Черных Гор повидаться с коллегой по  придворному  театру.  Затем
она возвращалась, рассудительная, спокойная, полная тихого  достоинства;
внутри страны не происходило никогда ничего.
   Герцогиня  заглядывала  даже  иногда  в  газеты,  чтобы  почитать   о
поступках и позах этих господ. Кто сказал бы ей в Париже,  пять  месяцев
тому назад, что она будет  прибегать  к  таким  средствам,  чтобы  убить
время!
   Однажды,  принц  Фили  проезжал  через  площадь.  Герцогиня  легко  и
небрежно  стояла  на  монументальном  балконе  своего  первого  этажа  и
смотрела вниз, вдоль  длинных  колонн,  у  подножия  которых  два  грифа
охраняли портал.  Слева  ехал  элегантный  всадник,  справа  господин  в
военном мундире, в средине же  маленький  человечек,  который  горбился,
бросал по сторонам блуждающие взгляды и беспрестанно теребил  маленькими
бледными руками редкие черные волосы, пробивавшиеся на щеках.  Герцогиня
хотела уйти; Фили уже увидел  ее.  Он  вскинул  кверху  руки,  лицо  его
просияло  и  порозовело.  Он  хотел  остановиться.  Элегантный   спутник
услужливо придержал свою лошадь, но  гигант-воин  грубо  дернул  поводья
лошади принца. Фили втянул  голову  в  плечи  и,  не  протестуя,  поехал
дальше. Его жалкая спина исчезла за углом.


   Это было в декабре. Она переезжала  бухту.  Светлый,  изящный  город,
расположенный с прелестью, свойственной городам Италии, остался  позади;
напротив, под тяжелым грозовым небом лежала  серая  каменная  пустыня  с
разваливающимися хижинами. Это зрелище, оскорблявшее ее, зажгло в ней  в
то же время  смутную  потребность  на  что-то  отважиться,  действовать,
померяться силами. Она велела подать себе весла и храбро погрузила их  в
шумные волны, швырявшие лодку. Она видела свое бессилие  и  боролась  из
упрямства. В это время она заметила на  берегу  несколько  человек;  они
широко открывали рты и  дико  размахивали  руками.  Казалось,  они  были
рассержены; какой-то старик  с  взъерошенной  седой  бородой  грозил  ей
кулаками, прыгая с ноги на ногу.
   - Что с ними? - спросила она лодочника.
   Он молчал. Егерь нерешительно объяснил:
   - Им не нравится, что ваша светлость желаете грести.
   - А!
   Какое им до этого дело? Должно быть, эта странная ревность - одна  из
особенностей этого народа. Она вспомнила тех непонятных людей, которые в
детстве считали ее ведьмой. У  этого  народа  множество  причуд.  В  так
называемых народных песнях он поет о турецких войнах, которых никогда не
было.
   Она положила весла; лодку прибило к берегу. Она вышла. Старик еще раз
взвизгнул и боязливо ускользнул. Она  посмотрела  в  лорнет  на  молодых
парней, стоявших перед ней.
   - Вы меня очень ненавидите? - с любопытством спросила она.
   - Проспер, почему они не отвечают?
   Егерь повторил вопрос на их языке. Наконец, один из них голосом,  еще
хриплым от проклятий, сказал:
   - Мы любим тебя, матушка. Дай нам денег на водку.
   - Проспер, спроси их, кто такой старик.
   - Наш отец.
   - Вы пьете много водки?
   - Редко. Когда у нас есть деньги.
   - Я дам вам денег. Но половину отдайте отцу.
   - Да, матушка. Все, что ты прикажешь.
   - Проспер, дайте им...
   Она хотела сказать: двадцать франков, но подумала, что они перепьются
до смерти.
   - Пять франков.
   - Половину отцу, - повторила она, быстро садясь в лодку.
   - Если я буду смотреть, они, конечно, дадут ему, - думала она.  -  Но
если не смотреть?
   Она  была  заинтересована,  хотя  и  говорила  себе,  что  совершенно
безразлично, как поведет себя из-за пяти  франков  какая-нибудь  грязная
семья.
   На следующий день она хотела послать туда Проспера, но он доложил ей,
что пришел старик. Она велела ввести его; он поцеловал край ее платья.
   - Твой раб целует край твоего платья, матушка, ты подарила ему франк,
- сказал он, испытующе глядя на  нее.  Она  улыбнулась.  Он  не  доверял
парням и был прав. Ведь он должен был получить два с  половиной  франка.
Но они все-таки дали ему хоть что-нибудь.
   - Ждала ли я этого?
   Ей стало весело, и она сказала:
   - Хорошо, старик, завтра я приеду опять на ваш берег.


   На следующий день небо было синее. Она была  уже  одета  для  выхода,
когда за  дверью  раздались  громкие  голоса.  Принц  Фили,  спотыкаясь,
перешагнул порог, отстранив пятерых лакеев.
   - Перед другом вашего  супруга,  покойного  герцога,  -  взволнованно
воскликнул он, - герцогиня, не закроете же вы двери перед близким другом
герцога. Мое почтение, герцогиня.